Основано на реальных событиях - стр. 34
Так я думала. Или мне хотелось так думать. Я имела возможность знать, до какой степени «люди», или хотя бы отдельные читатели, любят истину, стараются отделить ее от басни, гонятся за ней от книги к книге. Скольким из них хотелось узнать, что в моих предыдущих романах было автобиографическим? Частью пережитого? Сколько из них спросили у меня, действительно ли я жила на той улице, правда ли, что познала фантастическую страсть к телеведущему, эгоцентрику и выдумщику, была ли на самом деле жертвой морального насилия? Сколько из них после прочтения моего последнего романа спросили у меня: «Неужели все это правда?»
Но мне хотелось верить вот во что: встреча с книгой – встреча интимная, глубоко личная, эмоциональная, эстетическая – происходит в другом месте.
Я чувствовала, что Л. охвачена глухой, мощной яростью.
– Значит, твой последний роман – это просто история, как другие? И это не важно? Ты воображаешь, что сделала достаточно, чтобы истина была произнесена? А теперь, сделав шажок в сторону и чуть было не вывихнув ногу, ты чувствуешь, что тебе дозволено вернуться в зону комфорта?
Я ощущала на себе ее возмущенный взгляд, нацеленный, как оружие. Я начинала чувствовать себя виновной в чем-то, чего не существует, где я не написала первой строчки, в этом не было никакого смысла.
– Но истины нет. Истина не существует. Мой последний роман был всего лишь неловкой неудавшейся попыткой приблизиться к чему-то неуловимому. Способом рассказать историю сквозь деформирующую призму, призму боли, сожалений, отказа. И еще любви. Ты все это прекрасно знаешь. Как только мы что-то пропускаем, растягиваем, сжимаем, затыкаем дыры – мы оказываемся в вымысле. Да, я искала истину, ты права. Я сравнивала источники, точки зрения, рассказы. Но любой процесс писательства сам по себе есть роман. Рассказ – это иллюзия. Он не существует. Никакой книге не должно быть дозволено носить такую награду.
Л. больше ничего не сказала.
В какое-то мгновение я решила процитировать ей знаменитые слова Жюля Ренара: «Как только истина становится длиннее, чем пять строчек, это уже роман». Но вовремя остановилась. Л. была не из тех, на кого можно произвести впечатление вырванной из контекста цитатой. Она налила вина и подошла ко мне.
– Я не говорю тебе о результате. Я говорю о намерении. Побуждении. Писательство должно быть поиском истины, иначе оно ничто. Если через писательство ты не пытаешься познать себя, тщательно рассмотреть, что в тебе намешано, что тебя составляет, вскрыть свои раны, поковырять, раскопать собственными руками, если ты не задумываешься над собственной личностью, своими истоками, своей средой – это не имеет смысла. Писать можно только о себе. Остальное не в счет. Именно поэтому твоя книга нашла такой отклик. Ты покинула территорию романа, отбросила искусственность, ложь, притворство. Ты вернулась к истине, и твои читатели безошибочно уловили это. Они ждут, что ты продолжишь в этом направлении, пойдешь дальше. Они хотят сокровенного, нутряного. Они хотят, чтобы ты осмелилась сказать о том, что всегда обходила. Они хотят знать, из чего ты сделана, откуда взялась. Какое насилие породило такого писателя, как ты. Их не одурачишь. Ты лишь с одной стороны приподняла завесу, и они прекрасно это знают. Если это лишь для того, чтобы снова писать рассказики о депрессивных начальниках или о бездомных, то лучше бы тебе оставаться в своей маркетинговой конторе.