Основание - стр. 46

Теперь пришло время и Роберту быть посвященным, и так же, как его отец, как дед, как доктор Холл, как безумные мертвецы, добровольно заточенные в каменных гробницах, как все они, – стать частью этой огромной безпощадной тайны и вечным сосудом, где будет она храниться.

Они остановились на ночлег в пригороде Риги, в маленьком нежилом доме возле дороги, по договоренности переданном в пользование хозяину близлежащего жилья. Этот краснолицый усатый человек не отличался разговорчивостью, плату брал вперед и ставил непременным условием кормежку постояльцев через дорогу, у себя дома.

Постояльцев было немного, и это не удивило Свода. Чаще всего путники останавливались на шумных постоялых дворах, где было тепло, многолюдно, а значит, относительно безопасно.

Но Ласт Пранк не искал шумных мест, а потому, уплатив цену, равную стоимости ночлега в самой Риге, поставил краснолицего усача перед фактом, что трапезничать они будут в снятом ими доме, а утром уйдут когда захотят. Пусть-де хозяин поторопится и как можно скорее соберет им и ужин, и завтрак. Усач, пересчитав деньги, кивнул и лишь попросил, чтобы цена за ночлег осталась в тайне от его соседей.

Изнемогая от голода, Свод отправил своего верного спутника за провиантом, а сам улегся на скрипучую деревянную кровать у печи, надеясь подремать. Нужно сказать, что это ему удалось, хотя навязчивые гастрономические фантазии, превращаясь в кошмары, не раз заставляли его вздрагивать. Однако дом согревался, потрескивали поленья в печи, метались по потолку тени от огня светильника, и в душе усталого путника вдруг наступило такое умиротворение, что спохватился он только в момент, когда груженный провиантом Казик открыл дверь. Свод, поднимаясь с кровати, посмотрел в окно. Наступала ночь.

Младший Шыски был расторопен и исполнителен. Он прекрасно понимал, что теперь его жизнь будет целиком зависеть от пана Свода. Общались они мало. И не только потому, что говорили на разных языках. В случае острой надобности они привычно использовали жесты, мимику и некую гремучую языковую смесь. Общение же не ладилось потому, что пан Рычы, да и сам Казик, так неожиданно оторвавшийся от отцовского дома, все больше уходили в свои мысли.

Младший Шыски ловкими, быстрыми и какими-то по-домашнему привычными движениями разметал по столу нехитрые сельские яства. При этом он очень выразительно молчал, не поднимая глаз на Свода. Короткий сон притупил голод, и Ласт Пранк вдруг почувствовал что-то неопределенное, неосязаемое, то, что накладывало отпечаток на действия Шыского.