Осколки Северного Счастья. Книга 1 - стр. 9
Отмыв ноги, я вернулась в комнату и села на кровать.
Что мы имеем?
Да примерно то же самое, что и раньше. Денег нет, но вы держитесь. Видимо, не суждено мне стать императрицей, как ни крути.
А ведь всё так хорошо начиналось!
Ещё пару часов назад я стояла на пороге нашей квартиры, мысленно прощаясь с домом и матерью. Ей я оставила коробку денег и записку. Возможно, стоило попрощаться лично, но я не захотела трепать себе нервы очередной ссорой.
У нас вообще слова любви дома были не в ходу, всё больше претензии, ультиматумы и скандалы. Когда я говорю, что мы часто ссорились, то это, конечно, эвфемизм. На самом деле со мной ссорилась мама, мне же участвовать в этом балагане даже не было никакой необходимости. Однажды она умудрилась вдрызг со мной разругаться, пока я слушала музыку в наушниках. Я даже не в курсе была, что за стеной кипят такие страсти. Только к наказанию и подоспела, выйдя на кухню попить водички.
Ладно, что уж теперь.
Для мамы я оставила очень внушительную компенсацию. Она любила попрекнуть меня любой тратой, каждой копейкой, и не забывала рассказывать о том, насколько непосильным финансовым бременем я для неё стала. Что ж, надеюсь оставленная на кухонном столе коробка денег примирит её с моим исчезновением. Смешно, конечно: целая коробка денег. Никогда столько не держала в руках.
Кроме того, Шаритон поклялся вылечить маленьких двоюродных племянниц. У меня было две кузины: Лена и Алина. Старшая два с половиной года назад родила больных близняшек. Её благоверный ушёл из семьи так быстро, что дети едва ли успели запомнить, как он выглядит. Ленке хотелось помочь, она, бедная, уже выглядела тусклой развалиной, а ведь всего на пять лет старше.
Оставляя дом, с собой я ничего не взяла: в мир Шаритона, Карастель, можно прийти только обнажённым, например, родиться там. Такое вот интересное условие. Выражение «родился в рубашке» – это не про этот мир.
Окинув прощальным взглядом квартиру, я в сотый раз подметила детали нашей бедности: старую мебель, потёртый линолеум в коридоре, окна, которые мы по старинке конопатили, потому что денег на новые, пластиковые, не хватало.
У нас было чисто, покрашено, отмыто и побелено, уж за этим мама следила строго. Советская мебель была починена, смазана, где-то даже отполирована, но я всё равно терпеть её не могла. Громоздкая чехословацкая стенка в зале, стол-книжка в моей комнате, тёмно-коричневые лакированные спинки панцирных кроватей. Такие только и остались в старых детских лагерях, задрипанных санаториях и у нас дома. Без сожаления я оставила прошлое внутри и захлопнула дверь.