Осколки - стр. 38
– Значит, я должна быть благодарна твоему папе. Он помог нам найти друг друга!
Маруся нежно поцеловала меня. А потом принялась неугомонно скакать по комнате с воплями, периодически переходящими в ультразвук:
– Дашка сойдёт с ума, она жуть как боится самолетов! Наверное, пока мы долетим, сестрёнка поседеет! А-а-а! Это же Нью-Йорк! А-а-а! Саш, Нью-Йорк!
Я смеялся, моя девочка рисковала лопнуть от переполняющих эмоций. И действительно, у Даши был обостренный родительский инстинкт после того, как в автомобильной аварии погибли их с Марусей родители. Даше тогда было восемнадцать, а Марусе только исполнилось шесть. Моя девочка почти не помнит ничего из детства: хрупкий разум блокировал болезненные воспоминания. А вот Даше пришлось несладко: она в одночасье лишилась детства, защиты и заботы. Её мечты стать художником и вовсе ушли на второй план. Вместо этого ей приходилось выживать, бросить учебу, устроиться на две работы. Но она не оставила сестру, всю себя посвятив ей.
В голове чётко прорисовалась картинка: девушка с короткими светлыми волосами и зелёными глазами, ласковой улыбкой, тихим голосом, Даша это Даша! Есть первый якорь! Маруся любит сестру бесконечно, поэтому так много моих воспоминаний связано с ней! Нужно напомнить об этом, нужно напомнить о любви к сестре до того момента, как мы встретились!
“Солис! Приём! Ты здесь?”
“Да, Бродяга! Чувствую тебя!”
“Солис, я вспомнил кое-что, точнее, кое-кого! Это сестра Маруси! Её зовут Даша! Она единственный близкий человек! Маруся не сможет так поступить с Дашей, она не оставит её одну! Не причинит Даше боль!”
“Бродяга, это отличные новости, молодец! Ты как? Воспоминания требуют больших усилий!”
“Я? Кажется, в порядке…”
“Скоро буду!”
Новые воспоминания так захватили меня, что я не заметил, как оказался в центральном парке в Нью-Йорке. Парк замело снегом, как тогда в наши первые семейные каникулы. Пруд покрылся тоненькой ледяной коркой, я пошел по направлению к нашей любимой скамейке и погрузился в тщательное изучение всех деталей последних картинок.
– Сынок! – меня кто-то окликнул.
Я резко обернулся, напуганный неожиданным окликом.
В метрах пяти от меня стояла женщина, стройная и высокая, только седина выдавала возраст и грусть в усталых глазах.
– Мама… – я вдруг вспомнил эти глаза, только счастливые на той самой фотографии с Ялтинского побережья. – Мама!
Я бросился к ней навстречу. Приблизившись, заметил, что её образ прозрачен, как голограмма.
– Алекс, сыночек! Какой ты красивый! Я уже и забыла, какие у тебя широкие плечи, – женщина улыбнулась, но в уголках ее глаз появились слезы.