Осколки чужой жизни - стр. 30
- И у них есть деньги, чтобы его заплатить? – с сомнением уточнила я, не став терзать его вопросом, во сколько он оценивает жизнь ребенка. Вижу, что ему и так не по себе.
- Напишут долговую расписку, - произнес капитан уверено. – С магической печатью.
И именно магия заставит их выплатить всё до медяшки. Но... Я покачала головой, не в силах принять такое «правосудие».
- Капитан, вы же знаете мою историю? – уточнила я, глядя в синие глаза. И он кивнул. – Расскажите её задержанным, в общих чертах. Как я, подыхая от голода и усталости, смотрела на угасающую дочь. А это, поверьте, самое страшное проклятье для матери, смотреть, как умирает её ребенок. Как ненавидела тех, кто отбирал у меня последний хлеб, хотя умом понимала, что виноваты были гильгенцы, а не друзья по несчастью. Как мы спаслись, и на остатках воли и неумирающей надежды, добрались до границы. А потом добавьте, что они убили не только ребенка, который был наполовину астрийцем, но и его мать, оставив маленькую девочку круглой сиротой. И посмотрите на их реакцию. И если в их мыслях хотя бы мелькнет злорадство... Передайте дело в суд, настаивая на закрытом заседании. В противном случае, отпустите на волю, но подальше отсюда. Пусть собственная совесть будет их судьей.
Капитан покачал головой, словно не в силах принять такой вариант.
- И ещё...- продолжила я не так уверено. - Я бы посоветовала тому солдату, что всё видел и не вмешался, тоже сказать, что я погибла. Солдаты должны защищать мирных граждан, а не судить, кто прав, кто виноват. Но это уже на ваше усмотрение.
- Могу я сказать правду после? – уточнил капитан. Опасается слишком бурной реакции?
- Если посчитаете нужным.
Войтек ещё минуту напряженно думал о моем предложении. После чего решительно кивнул и поднялся.
- Заеду завтра за вами в девять часов утра, - напомнил он о поездке и двинулся на выход. – Всего доброго! – все же пожелал капитан, обернувшись на пороге.
После его ухода за столом воцарилось напряженное молчание.
- Нели, - протянул Гаврис нерешительно. – Не слишком ли это?..
- Жестко? – подсказала я. Мужчина кивнул. – Отчего же? Это просто тест на человечность. И те, кто испытывают радость от убийства других людей, уже не достойны называться людьми.
- А если дело дойдет до суда? – Рута поежилась от перспективы. Да, эта часть самая рискованная. Но у меня была надежда, что заседание будет закрытым. А вообще по законам военного времени за особо тяжкие преступления, командиры подразделений имеют право и судить преступников и претворять приговор в жизнь. Только вот война уже закончилась.