Оскар и Розовая Дама и другие истории (сборник) - стр. 37
Бац: улыбка!
Я должен был доказать себе, что кто-то может меня полюбить, я должен был поведать об этом всему миру, прежде чем кто-нибудь обнаружит, что даже мои родители – единственные, кто обязан терпеть меня во что бы то ни стало, – предпочли смыться.
Я рассказывал мсье Ибрагиму о ходе завоевания Мириам. Он слушал меня с усмешкой человека, знающего, чем все закончится, но я делал вид, что не замечаю этого.
– А как поживает твой отец? Что-то его больше не видно по утрам…
– У него много работы. С этой новой работой ему теперь приходится рано выходить из дому…
– Вот как? И он не сердится на то, что ты читаешь Коран?
– Вообще-то я читаю украдкой… А потом, я здесь не слишком много уразумел.
– Если хочешь узнать о чем-нибудь, то книги тут не помогут. Надо с кем-нибудь поговорить. Я не верю в книги.
– Но, мсье Ибрагим, вы же сами мне всегда говорили, что знаете то…
– Да, я знаю то, что написано в моем Коране… Момо, мне захотелось увидеть море. Что, если нам съездить в Нормандию? Хочешь со мной?
– Да вы что, правда?
– Конечно, если твой отец согласен.
– Да он точно согласится.
– Ты уверен?
– Говорю вам, согласится!
Когда мы очутились в холле «Гранд-отеля» в Кабуре, я вдруг расплакался: не смог сдержаться. Я плакал два или три часа, задыхаясь в рыданиях.
Мсье Ибрагим смотрел, как я плачу. Он терпеливо ждал, когда я смогу заговорить. Наконец я смог выдохнуть:
– Мсье Ибрагим, здесь слишком красиво, здесь правда слишком красиво. Это не для таких, как я. Я этого не заслуживаю.
Мсье Ибрагим улыбнулся:
– Красота, Момо, – она повсюду. Везде, куда ни глянь. Так написано в Коране.
Потом мы пошли побродить по берегу моря.
– Знаешь, Момо, человеку, которому Бог сам не открыл жизнь, книга ничего не откроет.
Я рассказывал ему о Мириам и говорил о ней тем больше, чем больше хотел умолчать об отце. Едва допустив меня в круг соискателей, Мириам тут же отвергла меня как недостойного кандидата.
– Это ничего, – промолвил мсье Ибрагим. – Твоя любовь принадлежит тебе. Пусть даже она ее не примет, она не в силах ничего изменить. Просто ей не достанется этой любви, вот и все. То, что ты отдал, Момо, твое навеки; а то, что оставил себе, – навсегда потеряно!
– А вы женаты?
– Да.
– А почему вы здесь не с женой?
Он указал на море:
– Здесь и вправду английское море, зеленовато-серое, а не обычного для воды цвета; как будто оно приобрело акцент!
– Мсье Ибрагим, вы мне не ответили про вашу жену! Где она?
– Момо, отсутствие ответа – это и есть ответ.
Каждое утро мсье Ибрагим просыпался первым. Он подходил к окну, вдыхал свет и медленно проделывал свои гимнастические упражнения – как каждое утро, всю жизнь. Он был невероятно гибким. Лежа в постели, я сквозь прищуренные веки видел силуэт все еще молодого, долговязого, нескладного мужчины, каким он, наверное, и был когда-то, только очень давно.