Ошибка Творца - стр. 21

– Не очень стараясь поймать, так? – кивнул Андрей, кривя губы в улыбке. – Ведь чем дольше он убивает, тем больше у вас рейтинговых программ?

Соловьев замахал руками:

– Нет, нет, только две! В первый раз мы не были уверены, что он не блефует, поэтому не предупредили полицию, а во второй раз полиция уже была на месте, и его обезвредили. Ваши коллеги нас не осуждали, даже вынесли благодарность!

– Даже благодарность, – эхом повторил Андрей. Ярость оставила его, как волна, схлынувшая с берега. В душе стало пусто и гулко: он был уверен – Ираклий и в первый раз знал, на что идет. И пошел бы и в третий, если бы верил в свою безнаказанность.

Он поднялся со стула, отодвинув со своего пути, как мебель, взмокшего Соловьева. А Соловьев смотрел ему вслед глазами побитой собаки.

«Надо рассказать, надо все рассказать», – думал с тоской Соловьев. Но страшно подумать, что сделает с ним этот опер с ледяным взглядом, если узнает правду.

Не сразу, но Маша вышла на брата покойного Кононова – тоже профессора, только в каком-то техническом вузе. Тот долго не мог понять ее просьбу, и Маша, стесняясь, путаясь, объясняла, что убита ученица Александра Ивановича и, похоже, тот что-то про нее знал. Что-то, могущее привести к убийце.

– Но почему именно он? – Обладатель мягкого баса на другом конце трубки не скрывал удивления.

– Потому что… – Маша вздохнула, – у Александра Ивановича были с ней отношения.

– С кем?! – переспросил брат Кононова.

– Со студенткой Канунниковой, – тихо подтвердила Маша.

Профессор помолчал.

– Мне кажется, вы что-то путаете. Мой брат был порядочным и уже пожилым человеком, вряд ли он… Но я, конечно, могу с вами встретиться, передать ключи.

– Жена с дочерью уехали на юг еще в мае – у дочки недолеченный туберкулез, – пояснил он чуть скованно, передавая Маше на следующее утро у метро брелок с ключами. – Все времени не хватает заняться Сашиной квартирой. Мы забрали только ценные вещи: часы, несколько безделушек, портрет матери. Все остальное – в том же виде, в котором было при его жизни.

Маша кивнула. Это была несомненная удача. Она записала адрес и выслушала путаные объяснения, как найти нужный дом.

На самом деле все оказалось не так страшно. Дом стоял посреди двора – четырехэтажный, сталинской постройки. Двор – тихий, зеленый, в тополях по периметру и с детской площадкой – был практически недоступен с улицы: в нем нельзя было даже припарковаться, ворота единственной арки пропускали обитателей, но не их машины.

Профессор жил на втором этаже, и, толкнув единственную на площадке старую, еще обитую дерматином входную дверь, Маша почувствовала запах свежей мастики и отдушки для стирального порошка. В квартире стояла гулкая тишина, но она не казалась необитаемой. Напротив, Маше чудилось, будто квартира дышит, живет своей жизнью. Об этом свидетельствовало множество мелких деталей – обильно политая земля в цветочном горшке, приютившем длиннолистное растение, вроде гусмании. Отсутствие пыли на полках и этот запах, как будто здесь только что стирали. Маша дотронулась до кремовых занавесок на окнах и вздрогнула – они были чуть влажные. Что за чертовщина? Вряд ли брат покойного занимался тут стиркой… Маша оглядела комнату, служившую кабинетом, – небольшую, но уютную. Высокие потолки, светлые обои, трехстворчатое окно. Письменный стол – солидный, тяжелый. Что-то в нем смутило Машу. Ах да! – отсутствие компьютера. Она аккуратно отсмотрела все бумаги из двух нижних ящиков – план занятий, задания студентам, распечатанные мейлы от ректора; значит, компьютер все ж таки имелся. Очевидно, его забрали вместе с прочими «ценными вещами». Маша уже выдвинула последний, верхний ящик, когда услышала тихий щелчок открываемой двери. Она замерла. Из прихожей донеслись шорохи: шелест снимаемого легкого плаща, легкий стук – Маша нахмурилась: неизвестный вынул тапки? Раздались шаги, объемная тень появилась за дверью со вставкой из дымчатого стекла, отделяющей комнату от коридора. В дверь тихо постучали. Похоже, ее обнаружили.