Ошибка профессора - стр. 9
— Слушай ты, Василькова, — прищурившись, он деловито сложил руки на груди и пытался говорить максимально уничижительно. Но скорость фраз говорила о том, что мужчина все же нервничает. — Ты вообще забыла, с кем разговариваешь, а? Может, я прямо сейчас записываю наш разговор на диктофон, а завтра напишу на тебя заявление в полицию о шантаже.
— Пусть так, — я блефовала. Новые проблемы с полицией мне были точно не нужны, только вот Шлефову об этом знать не обязательно. — Но тогда всплывет и ваше «селфи». Сядем вместе. Возможно, в одну камеру. Представьте, как весело будет учить только меня одну ближайшие лет пять?
— Пять лет? — он оскалился, а черные глаза блеснули знакомой ненавистью. — С чего бы?
— Так я немного приукрашу. Скажу, что вы до меня все три года учебы страшно домогались. Склоняли, так сказать, к интиму, — я коварно подмигнула пышущему яростью мужчине. — А то, что вы меня на парах гнобили, так это для отвода глаз… Чтобы в совращениях не заподозрили.
Я заигралась, причем давно. Но скажи я что-то поистине нереальное, Шлефов уже давно бы поставил меня на место, выгнал вон и окончательно добился отчисления. Но он этого не делал. Значит, мои бредни были не так далеки от правды… Карьера мужчины, а главное — повышение, висели на волоске и зависели (как он сам выразился) от какой-то сволочи. То бишь меня.
Видимо устав испепелять меня взглядом, он тяжело вздохнул и зарылся лицом в ладони:
— С тобой так сложно, Василькова…
Похлопав мягкие черные подушки вокруг себя, я пожала плечами:
— Хотела бы быть удобной, родилась диваном.
— Ты и есть диван, — выпалил он, явно пытаясь донести, что я для него не существую. Нечто невзрачное, максимально безразличное. Буквально пустое место.
Почему-то это задело мою самооценку. Глупости какие… Кто он вообще такой? Тридцатилетний заносчивый препод. Неженатый, по понятным причинам. Кто такого вообще выдержит? Только больная на всю голову... А у меня вот все еще впереди в двадцать с небольшим…
Никак внешне этого не показав, я гордо вскинула подбородок:
— Тогда… Вадим Геннадьевич, у вас большие проблемы: с мебелью разговариваете. Может, все же к врачу?
И снова психи. Зарычав что-то нечленораздельное, он скомкал лист бумаги и швырнул его в сторону, сбивая с книжной полки томик Достоевского. Понимая, что сегодня диалога не получится, я устало вздохнула, встала и быстро направилась к выходу.
— Стой, — вдруг проговорил он мне в спину. На удивление, совершенно спокойно. — Что ты намерена делать… с фото?
Обернувшись, я так же честно ответила:
— Пока не знаю. Но так просто вы не отделаетесь, профессор. После того, что вы заставили меня пережить эти три года, я просто не могу поступить иначе… — не знаю, как так вышло, но память огромным снежным комом пригвоздила меня к полу воспоминаниями о пережитом. В ярких деталях, словно наяву, я видела все издевательства, унижения и насмешки. Непрошенные слезы встали перед глазами комом. Бессмысленно пытаясь сглотнуть ком в горле, я тихо шепнула: — У вас скрытый талант доводить меня до суицидальных мыслей. Так вот, впредь скрывайте его тщательней.