Осенняя коллекция детектива - стр. 91
Все толпились в крохотном кабинете Романа Литвиненко, не помещались, выплескивались наружу. Сидела одна Алена – боком на стуле, очень неудобно, и фотограф Георгий Шахов на полу, скрестив ноги, и Ромка, который то и дело зачем-то выбегал в коридор, в конце концов пнул его, довольно чувствительно:
– Чего ты сидишь?!
– А что я должен делать?! – удивился Шахов.
Никто не знал, что делать, в этом и была вся штука.
Утром на «Пургу» явился донельзя мрачный Лев Кремер, в препирательства с Богданычем даже вступать не стал, просто подвинул его с дороги, поднялся по широкой лестнице прямо в кабинет директора.
– Вы как себе хотите, – заявил Лева, опершись обеими руками о директорский стол; с капюшона куртки на бумаги падали крупные капли, – а я хочу знать, куда пропала моя жиличка, потому что я за ней ответственный. Допустим, она вчера с моей женой Татьяной имела несколько неприятных минут истерического разговора! Ну и что? Нельзя было позвонить по телефоническому аппарату и сообщить, что она нас буквально видеть не желает, а желает видеть других, более порядочных и умных людей? И у них же заночует, чтобы не ночевать в нашем вертепе?
Директор ничего не понял, и тогда Лева объяснил, что приезжая после ссоры с Татьяной, Левиной женой, ушла из дому и не вернулась, и Татьяна, Левина жена, «переживает за ней, как за родной дочерью не беспокоилась, когда та была еще грудной младенец!».
Роман Литвиненко ни к чему такому готов не был. Вчерашний звонок в эфир напугал его – и не его одного! – но он старательно убеждал себя, что все это ерунда. Охота – страшное слово, но никто и никогда не объявлял ее по радио, так что, скорее всего, это баловство, попытка напугать московскую фифу, некстати нашедшую труп!
Здесь самоутешения сбоили немного – зачем и кому понадобилось ее пугать? Если она ничего такого не видела и ни в чем не виновата?
Сумка у нее пропала – ну, так бывает, вокруг не святые с нимбами, захотелось поживиться, надо будет камеры в коридорах поставить, вот и не станут сумки таскать. Да она потом и нашлась, эта сумка. Может, москвичка сама ее забыла, а потом забыла, что забыла, так ведь бывает!..
Здесь самоутешения начинали сбоить вовсю.
Роман Литвиненко очень боялся, что все всерьез, вот в чем дело. Он боялся, не хотел этого и понимал, что, если всерьез, изменить ничего он не сможет и никто ничего не сможет изменить. Изо всех сил он надеялся, что успеет отправить Лилю на материк, выклянчив у начальника погранотряда Багратионова какую-нибудь бумагу, по которой ее пустят в самолет. Всего-то и нужно – дождаться первого борта!