Осенний полонез. Сборник рассказов. Лирика, драма, ирония, юмор - стр. 16
Глядя, как Параска споро складывает денежные купюры в свой толстый кошелёк, Афиноген Петрович почувствовал нарастающий зуд зависти. Он представил свой душный кабинет, терпкие бумажные и иные казённые запахи, потные, ещё и напомаженные лица коллег, и ему перехотелось идти на работу. Тем более зарплаты уже не было целый квартал, и возможность её появления в кошельке Афиногена Петровича находилась под большим вопросом. А тут ветерок дует, хоть и не прохладный, и человек, вернее бабуля, держит в руках осязаемые денежки! “Молодец, женщина! – мысленно похвалил Параску. – А мне…” Пофигеев мотнул с досады головой и, пересиливая себя, поплёлся на работу.
Целый день был не в себе: папки валились из рук, компьютер не так считал, а голову не покидала возникшая навязчивая мысль: “Надо что-то менять! Не ждать же когда разгонят”. Коллега по несчастью, бухгалтер по учёту и взысканию алиментов, Фрося Сиплая, с надеждой поглядывала на обычно сосредоточенного Афиногена. “С женой что ли повздорил? – думала Фрося, которая давно хотела замуж и рассматривала всех мужчин с определённым, меркантильным интересом. Пофигеева (может из-за его фамилии) давно считала индифферентным, стойким к внешним раздражителям и всегда собранным. Так что неадекватность сегодняшнего поведения Петровича списать на работу не могла. К тому же её специализация создала стойкое внутреннее мнение, что если мужчина женат, то вскорости обязательно разведётся и станет её клиентом, в смысле выплаты алиментов.
Но к вечеру Петрович стал оживлённей. Может потому что на улице потемнело от набежавшей перепуганной тучки, предвещавшей дождь и уменьшение жары, может, от женской половины бухгалтерии во главе с Фросей, которая усиленно занялась макияжем, что означало приход конца рабочего дня. И то и другое призвано вызывать приятные ощущения и положительные эмоции у любого работника государственного (и не только) учреждения.
Хотя тучка так и не порадовала дождиком, а Фрося осталась обиженной, что мужчины не обратили внимание на её “парижскую раскраску”, Афиноген шёл домой с улыбкой начинающего идиота: вокруг никого и ничего не замечал, азартно моргал глазами, иногда глубоко вздыхал и незаметно причмокивал… Однако проходя мимо рынка, нормализовался и с неподдельным интересом отыскал глазами бабулю-мороженицу. Очередь возле неё явно удлинилась по сравнению с утрешней порой, но Параска выглядела лишь слегка утомлённой и заметно загоревшей. На груди у бабушки колыхалась пухлая сумочка, которую она использовала вместо кошелька, а руки мелькали всё так же проворно. “Молодец, баба!” – в который раз мысленно похвалил Пофигеев женщину и решительно направился домой.