Осенний август - стр. 22
Михаил умолк. Разговоры с Татьяной чаще всего сводились к делам имения и обсуждениям каждодневных событий. Порой с ней было интересно, даже забавно, но он давно уже не очаровывался ей настолько, что забывал, где находится. Он был не их тех, кто способен перетерпеть семейную несовместимость, растворяясь в обилии ничего не значащих светских связей. Вера же, непозволительно юная, тащила его куда-то гораздо глубже… Или выше.
– Вы придете на ужин сегодня? – неожиданно спросила Вера, как будто опускаясь обратно.
– Я… постараюсь, – ответил он не сразу, вглядываясь в ее воздушные глаза.
Поэтизировать женщину и одновременно желать ее… Говорить с ней, да так, чтобы откликалось что-то искреннее и естественное в душе. Это было для Михаила в новинку. Это словно говорило ему, что не все еще кончено для него в вечном человеческом стремлении найти кого-то, чтобы больше не притворяться.
13
Никто не говорил Вере, когда та была ребенком, что она толста и угловата. Никто не советовал сделать себя привлекательнее. Мария словно не замечала этого. Вместо того чтобы злобно посверкивать из угла завистливыми глазами, Вера взяла на вооружение опыт хорошеньких женщин, а природная наблюдательность и умение учиться, постигая нужное и улучшающее, стали ей отличным подспорьем. Была она не так от природы обаятельна, как ее сестра, более проста и… честна, если угодно, в своих манерах и поведении, но с успехом сделала себя изящной, стройной и жизнерадостной. То, что было завоевано ей, она ценила куда больше, чем Полина, которой все досталось без усилий. Вера даже думала, что ей в какой-то мере повезло – будь она девочкой с кукольной внешностью, только ее бы и ценила в себе.
Но, стоило Вере расцвести, как сестра вновь опередила ее, отдавшись политике. Всегда в ней было большее, эта неистовость, обаятельная страсть, цельность, направленность… В отличие от Поли, выхватывающей и загорающейся, Вера умела анализировать и кропотливо сидеть над чем-то, что было ей в самом деле интересно. С возрастом уходило жгучее влияние окружающих на нее. Она вырабатывала четкую картину мира, но понимала, как многому ей еще необходимо научиться. Еще свежи в ней были подростковое восхищение открытием деталей мира и страхи сближений с людьми, смешанные с истовым желанием узнать их ближе. Она не умела отказывать, стушевывалась в спорах, но перебарывала себя каждый день, с каждым невоспитанным человеком. Стерилизованная среда, в которой она выросла, все же пропускала порок и злобу, которые заставляли трепетать удаленных от настоящей жизни дворяночек.