Осенний август - стр. 2
Полина даже мало была повинна во взглядах сестры – неведение сжирало Веру изнутри и заставляло оглядываться. Для нее не было ничего более унизительного, чем не знать или не понимать. Тем не менее она ухитрялась сохранять дружеские отношения со всеми, кто не сделал ей ощутимого зла, потому что не считала себя вправе делить людей по классу, полу или возрасту, особенно же переубеждать кого-то. Она прекрасно примечала полутона и то, как людям порой трудно даже в самом простом, как они ошибаются или не зрят в очевидное, как творят зло или питают его предрассудками, сами того не осознавая. Поэтому ей претила намеренная однобокость сестры, которая обладала теми же задатками, что и Вера – острым аналитическим умом и бесподобной интуицией, но предпочитала не задействовать их в вопросе осуждения всех и каждого. Предпочитала нестись куда-то, зажмурив глаза и крича о свободе.
Даже восхищение образом жизни Поли и ее духовной эволюцией не мешали Вере естественным образом замечать недостатки сестры. Вера научилась уживаться с ними, считая, что мирится лишь с некоторой высокомерностью Полины и пребывая в свойственном так многим людям заблуждении, что в состоянии описать творящееся в душе другого. Но знать человека, даже с детства близкого, практически невозможно, ведь он меняется, пополняется, отмирает ежедневно.
– А об отце ты подумала? Каково ему будет объяснять, куда делась его старшая дочь?
– Ты себя слышишь? Объяснять кому-то, до кого мне нет дела, что-то там ненужное и неинтересное… Избавь меня от комментирования этого. Новая война будет. А в войну люди живут по другим законам. Более настоящим.
– Что сделал тебе отец, за что ты так его осуждаешь? – спросила Вера, как будто не хотела, но терпеть уже не могла.
Полина мрачно молчала. В небе кричали стрижи. Едва различимое движение темных глаз Полины вгрызалось в бездну памяти, выуживая оттуда полуправдивые воспоминания о том, как отец, когда она была крошкой, мучился от невнимания жены, сосредоточенной на ребенке. И как брезгливо и опасливо относился к дочери. Ощутимая угроза – а это была всего лишь она, Полина. У которой Иван Валевский как будто всерьез хотел увести мать в края своей выгоды.
– Он хороший человек. Разве сделал он тебе хоть что-то плохое в детстве или теперь? Не считая ваши бытовые споры о том, где тебе учиться?
– Странно, как он может быть хорошим человеком, если в его поместье происходят самосуды, люди мрут от голода в то время как он кричит о том, что существующий строй прекрасен? Как лицемерен человек… Может, лицемерие – лишь наша многогранность?