Осень на краю света - стр. 11
Окурок, коротко прошипев, потух в луже, Юрий Григорич уже повернул в переулок – но краем глаза выхватил какое-то движение со стороны погоста. Резко развернулся: на границе света в лабиринте могильных оград что-то двигалось. Машинально посмотрел на часы: начало четвертого.
Быстрым шагом, почти бегом – туда. Вот калитка. Тропинка. Масляно поблескивают лужи, шелестят клены. Да, так и есть: в глубине, метров, наверное, двадцать – высокая фигура.
– Стой! – грозно прокричал Юрий Григорич.
Фигура нырнула за памятник.
– Стоять, сказал! – вошел в азарт Юрий Григорич.
Шлепая по размякшей глине, оскальзываясь на листьях, прыжками понесся меж могил, на бегу доставая нож.
– Стоять, сука!
Неизвестный послушался, встал. Только смутный силуэт – фонари сюда не добивают. Высокий, метра под два. То ли в плаще, то ли в шинели.
– А ну, быстро ко мне! – скомандовал Юрий Григорич, подлетая.
И тут же над ухом остро вспыхнуло, понеслась навстречу решетка, блеснул на черноте гранита эмалевый овал фотографии. А дальше, за плитой, в платке и своем любимом демисезонном пальто, стояла тетка Ульяна, какой Юрий Григорич ее…
Глава 4
…порыв сорвал с креста ворону, протащил несколько метров, но птица пересилила ветер, сумела встать на крыло и с раздраженным криком заскользила наперерез потоку. Через кладбище, полускрытое колышущимися кронами берез. Через разрезанный рыжей лентой дороги луг, в центре которого червем извивался ручей в ложе из камышей. Туда, где противоположный берег круто взмывал вверх, упираясь в огороженную балюстрадой полукруглую площадку, аллею, обсаженную ровными рядами тополей. И дальше – к трехэтажному особняку с жестяной, исчерченной ребрами швов крышей.
– …так что ничем помочь не могу, сами понимаете, – покачал головой директор.
– Да понимаю, конечно, – вздохнул капитан Сапегин. – Но все-таки, если не против, я бы поговорил с охраной.
Сапегин пришел в детский дом один, Федоров отказался, взял на себя разговор с деревенскими. Капитан тогда посмеялся над коллегой, а теперь понимал, что участковый, оказывается, оказался хитрее. Сидел напротив него директор, Николай Васильевич Шубин. Типаж – престарелый профессор-чудак из советского фильма. Щуплый, лысый, румяный и, судя по ряду признаков, не совсем физически здоровый. Нервничал, защищая детей. При разговоре наклонял голову, словно прицеливался боднуть собеседника, – и тогда очки в массивной коричневой оправе угрожающе свешивались с тонкого хрящеватого носа: вот-вот упадут. Директор постоянно поправлял их резким, точным ударом пальца по дужке. И ведь, что главное, вопросы задавал острые, прямые.