Оседлать своего тигра. Cтратагемы в боевых искусствах, или Как справляться со сложными проблемами с помощью простых решений - стр. 8

Самым показательным является пример Паскаля, который после периода «продажи индульгенций», чтобы привлечь христиан к Истине Божьей, виртуозно использует в своих «Мыслях о религии и других предметах» риторические уловки. Например, в знаменитом «пари» он утверждает, что, выбирая между верой и неверием в существование Бога и в католическую идею жизни после смерти, намного выгоднее верить, так как, если загробной жизни не существует, ты просто проиграешь; если же она существует, а ты в нее не верил, тогда ты проиграешь без всякой пользы.

Таким риторическим трюком Паскаль подталкивает к рациональному выбору «верить» во что-то иррациональное. Впрочем, намного раньше него все пророки основных религий черпали голыми руками из искусства риторики: притчи Иисуса являются шедеврами этого искусства, как и истории Магомеда, уж не говоря о загадках и метафорах Будды. Все они в обращении к людям использовали известные уловки искусства убеждения. Любая «истина» для того, чтобы в нее поверили, должна быть представлена убедительным образом.

Искусство убеждения всегда воспринималось как нечто опасное, поскольку это настолько тонкое, настолько поразительное средство власти, что лучше не пускать его в массы, а оставлять в распоряжении элиты, которая правит обществом. Достаточно вспомнить, что каждый великий диктатор был искусным мастером убеждения масс, нередко обращавшимся за советом к экспертам по психологии масс и по массовым коммуникациям. Муссолини, к примеру, в качестве консультанта для своей фашистской пропаганды использовал ведущего эксперта эпохи Микеле Орано. Этот социальный психолог, ученик Тарда и Ле Бона – великих исследователей психологии масс, давал указания по построению коммуникативной стратегии. И нравится это кому-либо или нет, но на протяжении фашистского двадцатилетия девяносто процентов итальянцев, как сообщает Уильям Доис в одной из своих важнейших работ, соглашались с идеями фашизма.

Тот, кто убеждает, – это изобретатель истины, он действует стратегически, используя язык для создания «выдуманных реальностей, которые производят конкретные эффекты». Как и в двух предыдущих главах, здесь мы вновь имеем дело с искусством и школой мысли, которые не позволяют заменить себя никакой идеологией, поскольку суть убеждения состоит в особой характеристике языка, благодаря которой он, если использовать его особым образом, может изменить представления о реальности. Иным словами, действительность меняется в зависимости от того, как ее преподносят. Поэтому тот, кто является последователем искусства изменения вещей при помощи коммуникативных приемов, не может придерживаться какого-либо догматичного кредо. Он исходит из того, что идеи, убеждения, мнения и верования, которые управляют человеческими действиями, – это всего лишь ригидные точки зрения, созданные столь же ригидной формой языка. Горгий демонстрировал эту теорию, сначала убеждая публику с помощью одного тезиса, а затем – прямо противоположного, посредством утонченного использования слов, метафор, противоречий и аргументаций, которыми он владел в высшей степени. Говорят, что он был в состоянии ответить на любой вопрос, не только благодаря своим способностям в риторике, но и обширным познаниям. Протагор же являлся специалистом в технике приведения собеседников к тому, что они начинали противоречить сами себе, задавая им вопросы и комментируя их ответы. При этом собеседники не осознавали, что их переубедили, поскольку они действительно спонтанно изменяли свою позицию, когда замечали, что впали в противоречие. Горгий был мастером убеждения с помощью «манипуляции», в то время как Протагор искусно убеждал собеседников, приводя их к «самообману». В первом случае люди подвергались прямому влиянию оратора; во втором у них складывалось впечатление, будто они сами пришли к изменению собственного мнения. Третий, самый знаменитый софист – Антиофонт; он был своего рода предшественником современных стратегических психотерапевтов. Антиофонт достиг большого успеха в лечении физических болезней при помощи слова. Когда он устал от этой вызывающей стресс деятельности, то посвятил себя выступлениям в суде и, таким образом, стал своего рода Перри Мейсоном