Ориентиры - стр. 43

Вслух не озвучиваю, Лика опять подумает, что я выделываюсь, но я понимаю, что сдаваться Соколову нельзя. По крайней мере, легко и просто. Он же тогда в моей жизни кипучую деятельность разведет, я и глазом моргнуть не успею. Пашку нужно принимать дозированно, иначе велик риск потери адекватности, потому что выдержать весь Соколовский напор одномоментно не хватит никаких в мире сил.

Мы заканчиваем обед и встаем. Я поправляю юбку, с прискорбием признавая, что она безнадежно помята. Лучше бы мне, наверное, до конца дня сидеть на месте, если я не хочу получить нагоняй от Светланы Семеновны. Она вообще любит докопаться к чужим недостаткам, даже черную точку на лице высмотрит.

— Может, в туалет зайдем? — спрашивает Лика, моментально бледнея. Взгляд ее стекленеет, и я хватаю ее за руки.

— С тобой все в порядке? — прикладываю ладонь к щеке, но она ровно такой же температуры. Не знаю, зачем это делаю, но я оборачиваюсь, игнорируя попытку Лики утянуть меня в противоположную от входа сторону.

Меня ломает моментально. В глазах щиплет, в легкие перестает поступать кислород, а тело прирастает к полу. Это странно и больно, горько и мучительно — видеть любимого мужчину с другой женщиной. Родин входит в кафе в компании хрупкой брюнетки. Они улыбаются друг другу и держатся за руки. В глазах Жени столько теплоты, что я хочу разрыдаться и вдребезги разбиться прямо здесь. Он смотрит на нее с заботой и нежностью. Влюбленно. Он любит свою беременную девушку, а я промерзаю до костей.

Я думала, что розовые очки слетели с моих глаз давным-давно, но чувствую себя так, словно они прямо сейчас разбились стеклами внутрь. У меня не остается сил на слезы, но в глазах стоит пелена. Кусаю губы до боли, но она ни за что не сравнится с той, что жрет меня изнутри.

— Лен, отомри, Лена, — встряхивает меня Лика, и я наконец отвожу взгляд в сторону, отчего-то стыдясь того, что наблюдала за тем, как Родин ухаживает за девушкой. — Ну он все-таки козлина, — не стесняется в выражениях подруга, она всегда недолюбливала Родина.

— Прекрати. Он ведь не знал, что мы тут будем. Пойдем, — мы создаем слишком много суеты, а еще выглядим бельмом на глазу, стоя посреди зала.

Я тащу Лику к выходу, пока она разъяренно шипит, проклиная Родина. Она часто так делала, поэтому я привыкла и не обращала внимания. Сейчас каждое слово будто мне летит. Я не знаю, как отделить себя от них, но пропускаю все через себя, понимая, что ничего из этого я Жене не желаю, как бы плохо он со мной ни поступил.

Я глотаю слезы на входе в отделение, где сталкиваюсь с Соколовым, но не удостаиваю его и взглядом — лечу к кабинету, игнорируя глупую физиологию в виде мурашек. Меня трясет от того, что приходится заталкивать эмоции. Я не могу закрыться в туалете на час и прорыдаться, а потом выйти как ни в чем не бывало. Я не могу даже пару случайных слез обронить, потому что непременно найдется кто-то сопереживающий, который обязательно решит поинтересоваться, что у меня случилось.