«Орфей спускается в ад…». Листы скорби художника Доброва - стр. 20
После этого молодые супруги решили уехать как можно дальше от своих родных. Так они оказались в Биробиджане.
– Я думаю, он ещё вернётся к нам, – закончила свой рассказ Татьяна Викторовна, задумчиво глядя перед собой.
Приехав на квартиру молодых супругов и наблюдая за бледным Мишей, всё ещё пугающимся звуков соседей, я вспомнил другую историю, моей тётки, о её жизни с мужем – работником ЧК в Москве в 30-х годах.
– Однажды, – вспоминала тётя Феня, показывая на большой портрет красивого усатого мужчины в военной форме, стянутой перекрещивающимися на груди ремнями, и с кобурой на правом боку, – я пришла домой, а мой Ванечка сидит в углу, обложился подушками и одеялами, собрал все ножи и вилки и смотрит безумными глазами на дверь. «Что с тобой, Ванечка?» – спрашиваю его. А он: «Вон они, вон они, все они нападают на меня». – «Кто нападает? Тут нет никого». – «Да нет, есть. Те, кого я расстреливал. Вот, протягивают ко мне руки – кто просит о пощаде, кто грозит… Неужели ты не видишь? Страшно мне, Феня, страшно». Я, – продолжала тётя Феня, – крепко прижала его к своей груди, глажу его по голове, успокаиваю, ласковые слова ему говорю, таблетку дала успокаивающую…
– От страха? – спросил я её в шутку.
– Да, от страха, – ответила она мне очень серьёзно.
Так появился на свет рисунок «Таблетка от страха».
Туберкулёзное отделение есть почти в каждой городской психбольнице.
Когда Сергей Генрихович Иванов, главный психиатр ЕАО, знакомил меня с психбольницей в Биробиджане, то вид мальчика в туберкулёзном отделении, беспомощно сидящего в кресле-коляске и привязанного к ней простынёй, вызвал у меня величайшее чувство жалости. Он держал в одной ручке край простыни, который время от времени прикладывал к своему рту и вытирал отравленную болезнью слюну. Мальчик жил в женской палате, а по коридору ходили все вместе – и мужчины, и женщины.
Лёшеньку все любили. Родители давно бросили и забыли своего ребёнка. Он поступил сюда из детского дома-интерната. В палатах не было дверей. Больные надрывались от кашля. Из других палат тоже доносились долгие затяжные звуки кашля.
Целыми днями Лёшенька сидел в своей коляске и смотрел на этот мир больных женщин ясными голубыми глазами. Одна из них, Валя, вдруг наклонилась над ним и поцеловала его в губы. «Господи, – подумал я, – да возможно ли это? Ведь они тут все больные, открытая форма туберкулёза, им надо бежать друг от друга, а они целуются! Парадокс жизни. Но, видимо, так устроена жизнь Любви, – продолжал я рассуждать про себя, – она побеждает всё и всех, никакие болезни ей не преграда. Любовь торжествует над всем миром – и здоровым, и больным».