Орест и сын - стр. 4
В прихожую вышла вся семья, и бородатый хозяин принялся называть имена, взмахивая рукой, как дирижер, представляющий публике солистов. Хозяйка принимала подарок – остролистый цветок в высоком глиняном горшке.
– Скоро зацветет. Весной, – гостья пообещала так легко, словно речь шла о чем-то близком, как будущее утро.
– Наш сын Хабиб.
Черноволосый мальчик, умевший храбро сражаться с мешками, закивал весело.
– А это – наша дочь.
– Очень, очень приятно! – гостья заговорила нараспев, называя жену хозяина по имени. – У вас очень красивая девочка…
Теперь настал черед гостей. Ксения представила: вот сейчас родители назовут ее имя и все начнут перебрасываться им как резиновым мячиком, а оно будет взлетать и падать в чужие руки, и каждый, поймав, посмотрит на нее с жалостью, потому что как же иначе можно смотреть на нее в присутствии этой девочки?
Взрослые не заметили неловкости. Инна заметила и усмехнулась:
– Чего стоишь? Пошли ко мне…
Они вошли в маленькую комнату, и Ксения сама назвала свое имя, словно признала за девочкой право распоряжаться им по своему усмотрению.
Взмахнув складчатой юбкой, Инна опустилась на диванчик и расправила сломавшиеся складки:
– Ты в каком классе?
Ксения села, одернув короткое платье:
– В девятом. – Никогда ее складки не сломаются так же красиво, как на этой девочке.
– Школу будешь менять?
– Я? Нет! – Ксения испугалась.
– Я тоже не перешла. Пока, – Инна пригладила волосы. – Я в тридцатой, на Васильевском. Моя математическая, а твоя?
Ксения смотрела на небесно-голубой бант, чудом державшийся на гладких Инниных волосах:
– Английская, на площади Труда, – ответила, замирая.
Инна откинулась на спинку дивана:
– Здешние никуда не ездят. Приехали и сидят, как куропатки на болоте.
Ксения представила себе болотных куропаток с мокрыми хвостами:
– Теперь мы тоже здешние.
– Еще не хватало! – Инна ответила высокомерно, и Ксения засуетилась, исправляя положение:
– А твоего брата… почему так зовут?
– В честь деда. Мой дед был врачом. А потом погиб на фронте, под Москвой, – Инна говорила с гордостью.
– Мой тоже погиб, только здесь, под Ленинградом. В день снятия блокады. А маму с бабушкой свезли на Урал, в сорок четвертом, – Ксения уже понимала, что упустила главное, и теперь, что ни скажи, будет невпопад, но не могла удержаться. – Знаешь, там, на Урале полно грибов, но никто их не ест – одни эвакуированные…
– Эвакуированные? – коршуном Инна налетела на неуклюжего долговязого цыпленка, вцепилась крепкими когтями и выхватила из выводка. – Эвакуированные едят всё. Мне бабушка рассказывала: к ним в село привезли эвакуированных, а у них был сын. Так вот. Мать дала ему кусок хлеба с медом, и он пошел на улицу – стоял и слизывал, – Инна взяла воображаемый кусок двумя пальцами. – А тут – соседские мальчишки. Подкрались и выхватили. А потом бросили. Так этот эвакуированный поднял и стал жевать прямо с пылью – и съел!