Орден Сталина - стр. 44
Случившееся они между собой не обсуждали. Мише страшно хотелось узнать, что же именно произошло тогда, у троллейбусного круга – когда Николай волшебным образом спас маленькую девочку, а затем сам едва не отдал богу душу. Но – Скрябин об этом помалкивал, а спросить его Михаил не решался.
Об одном, впрочем, они поговорили в эти два дня: о похоронах погибших, на которые, конечно же, необходимо было пойти. На Новодевичье кладбище друзья отправились прямо из университета и теперь, стоя в многотысячной толпе, сжимали под мышками свои папки с конспектами.
Траурные урны, обернутые кумачом и черным крепом – всё, что осталось от экипажа и пассажиров «Горького», – плыли, как по морю, на руках подносимые к кирпичной стене, к приготовленным для них квадратным нишам. Урны эти через пол-Москвы, от Колонного зала Дома Союзов, несли сюда не друзья погибших летчиков и не сотрудники ЦАГИ, а люди поважнее; Скрябин узнал среди них и секретаря Московского комитета партии – Хрущева, и председателя Моссовета Булганина. Помимо горьковских, чиновники высшего ранга доставили сюда и еще одну урну – с прахом летчика Благина.
«Вот это да…» – только и подумал Коля.
Друзьям удалось протиснуться к самой стене кладбища – туда, где стояли, окруженные кольцом крепко сложенных граждан в форме и в штатском, первые лица советского государства, и Колин отец среди них. Николай кивнул ему, здороваясь (жили они на разных квартирах и в тот день не видались), и снова стал смотреть на наркома Ягоду – и на того, кто стоял рядом с ним.
Между тем Григорий Ильич теперь уже не просто стоял: склонившись почти к самому уху наркома, он что-то ему говорил, держа лицо против солнца. Так что Николай получил возможность с близкого расстояния – не через бинокль – посмотреть на своего врага. Неподвластная времени внешность этого человека, как выяснилось, таила в себе очевидные изъяны. Хоть выглядел Григорий Ильич лет на тридцать самое большее, в лице его не было свежести, а в глазах – блеска. Комиссар госбезопасности 3-го ранга смотрелся точь-в-точь как восковая фигура из музея. Только фигура эта двигалась, говорила, и – что более всего поразило Колю – не вызывала абсолютно ни у кого удивления или подозрения.
«Привыкли они, присмотрелись к нему, что ли?» – думал Николай, наблюдая за Григорием Ильичом. Хоть они с Мишей находились от него и от Ягоды всего в десятке шагов, услышать, что он говорил наркому, не представлялось возможным: все звуки перекрывала траурная музыка. Поэтому Коле только и оставалось, что пытаться по артикуляции разобрать хотя бы отдельные слова.