Орда - стр. 26
Конечно же, следовало послать этого наглеца куда-нибудь подальше и бросить трубку. Но Марина Кирилловна была женщиной практичной и поинтересовалась:
– Какой же, любопытно будет узнать, может быть, по мнению ваших друзей, сумма нашего отступного?
– Десять миллионов. Десять миллионов долларов США. Хоть наличными. Хоть в виде вклада на любое имя в удобном для вас банке, – спокойным голосом, словно речь шла о какой-то мелочевке, поведал Виталий Витальевич.
У Аксаковой перехватило дух.
Надо же, целых десять миллионов гринов! Это же в три раза больше, чем они имели до этого вместе с «Инвестом», с недвижимостью, с машинами, со всем остальным барахлом. На эти деньги можно просто жить, вообще не работая. Положить их в надежный банк на валютный депозит под 10 процентов годовых. Получается миллион долларов в год одних только процентов. Да она даже в Москве за год не потратит такую уйму денег! И вообще, сколько можно состоять прислужницей и нянькой у алкоголика?!
Эта буря эмоций заняла лишь несколько секунд, после чего Марина Кирилловна твердо и решительно ответила:
– Тридцать миллионов. И ни центом меньше.
– За каждый урок ты будешь получать полтинник серебром. Хоть ты и пленник. Но рабства в Московии нет. Посему я тебе буду платить за твою работу, – увещевал меня Василий Афанасьевич, прежде чем отбыть на войну. – Занятия проводить ежедневно, окромя воскресенья. Время уроков не ограничено. Пока мадам вконец не устанет. Но не менее двух часов. Особливо важен для меня результат. Научишь Маришку нашему языку, дам тебе денег, и ступай куда глаза глядят. А ежели обманешь или разумения не хватит, пеняй, братец, тады сам на себя. Чай не забыл еще Белогорскую крепость, какая участь ждала пленных?
То-то. Все в твоих руках. Бог даст, к весне возьмем Москву, и кампания закончится. Вот тогда и придется тебе ответ держать. И не только передо мной, но и перед самим Великим Царем. Помни об этом.
Наставив меня на труды праведные, воевода стал прощаться с семейством. Поклонился матери, обнял сына Ивана за плечи, поцеловал младших ребятишек, махнул головой старшим женам, а потом вдруг схватил на руки француженку, так что та даже взвизгнула от неожиданности, впился в ее алые губы и долго стоял так посередь горницы в окружении всей семьи. Потом, как ни в чем не бывало, опустил ее на пол, взял с сундука кривую турецкую саблю, прицепил к поясу, нахлобучил папаху, еще раз поклонился, теперь уже всем, и, ни слова не говоря, вышел в сени. Тут же Елена и Бортэ запричитали в один голос. Старуха мать осенила уходящего сына крестным знамением. Заплакали дети. Мари облегченно вздохнула, но для виду вытерла сухие глаза платком. Иван насупился и уткнулся глазами в пол. И только Азиза и я никак не высказали своих чувств.