Опускается ночь - стр. 12
В какой-то момент, двигаясь параллельно, Пино и Этторе оказываются неподалеку друг от друга.
– Луна попробует купить сегодня фасоли, – доверительно сообщает Пино.
– Удачи ей. Надеюсь, бакалейщик ее не ограбит.
– Она умная, моя Луна. Думаю, ей удастся раздобыть хоть немного, тогда у нас будет чудесный обед.
Пино постоянно говорит о еде. Его преследуют гастрономические фантазии. Это помогает ему справляться с голодом, чего не скажешь об Этторе, у которого живот сводит от одной мысли о стручках фасоли, сваренных с лавровым листом, приправленных чесноком и перцем, политых ароматным оливковым маслом. Он сглатывает слюну.
– Пино, только не о еде, – умоляет он.
– Прости, Этторе, просто не могу удержаться. Все, о чем я мечтаю, – это еда и Луна.
– Тогда мечтай молча, черт бы тебя побрал, – говорит работник, идущий за Этторе.
– Пусть поговорит о своей женушке, я не против, но только без подробностей. – Это подает голос парнишка, ему не больше четырнадцати, и он криво улыбается Пино.
– Если будешь мечтать о моей жене, я тебя поймаю и отрежу яйца, – бранится Пино, грозя мальчишке серпом, но он говорит не всерьез, и парень только шире улыбается, сверкая обломками передних зубов.
Поднимается алтина, принося с собой запах далекой пустыни, проносится над серыми каменными стенами, огораживающими поле, шелестит в глянцевых листьях растущей в углу смоковницы. Земля под ногами иссушена в пыль, небо безнадежно ясное. Мужчины облизывают губы, но они все равно трескаются. Слепни нахально жужжат над головами и шеями и кусают, зная, что люди не станут тратить силы на то, чтобы отогнать их. Этторе работает, стараясь ни о чем не думать. Внезапно он набредает на пучок дикой рукколы, горькой и жесткой. Пока никто не видит, он срывает ее и запихивает в рот, чувствуя, как горло наполняется слюной и острым вкусом травы. Смотрители в конце дня особенно бдительны, они не спускают глаз с работников, чтобы те не вздумали снизить темп или самовольно передохнуть, опустив серпы. Человек, вяжущий в снопы колосья, которые срезает Этторе, сильно отстает – он то и дело выпрямляется, хватаясь за поясницу и морщась от боли. У смотрителя на боку висит свернутый длинный кнут. Рука так и тянется к нему, словно в нетерпении пустить его в ход. У Этторе еще сильнее сводит живот после того, как он съел траву; в голове возникает удивительная легкость, это часто бывает с ним к концу дня. Его тело продолжает работать, невзирая ни на что, рука делает взмах серпом, мышцы спины напрягаются, чтобы остановить ее движение, рука крепче сжимает рукоять перед новым взмахом. Он ясно ощущает, как трется о кость каждое сухожилие, но его мысли уплывают куда-то далеко, уносясь от жары, тяжкого труда, удушающего ветра.