Оппенгеймер. Альтернатива - стр. 16
– В России есть потрясающий физик по имени Лев Ландау. Он считает, что выяснил причину нагрева Солнца. По его мнению, центр Солнца – это конденсированное нейтронное ядро. То есть в сердце Солнца все электроны сорваны со своих орбит и объединены с протонами, которые таким образом превращаются в нейтроны. Поэтому в глубине Солнца нет ничего, кроме этих нейтронов и тех, что остались от атомных ядер древнего ядра небесного тела – твердая вырожденная материя из плотно упакованных нейтронов. Идея была отличная и чудесно объясняла, каким образом Солнце сохраняет тепло – кинетическая энергия падающего вещества притягивается сверхплотным ядром. Но Боб Сербер – тот самый парень, которого я только что отправил с полковником Николсом, ну, и я в этом поучаствовал, – мы с Бобом поняли, что Ландау не учел эффект, обусловленный сильным ядерным взаимодействием. Если учесть этот фактор, то следовало бы ожидать от Солнца явных признаков наличия такого рода ядра, но их нет.
Все это явно не произвело на Гровза впечатления, но, прежде чем он успел что-то возразить, Оппи вскинул руку:
– Но это лишь первая статья из всех, и сама по себе она не так много значила. Но она непосредственно повлекла за собой вторую статью, которую я написал с Джорджем Волкоффом. В ней мы обосновали неизбежность неограниченного сжатия в конце жизни достаточно тяжелых звезд.
Гровз нахмурился:
– Неограниченного? Как это понимать?
– Хороший вопрос, – сказал, ухмыльнувшись, Оппи. – А ответ на него содержится в третьей статье, которую я написал в соавторстве со своим аспирантом Хартлэндом Снайдером. Мы показали, что неограниченное сжатие приведет к нулевому объему и бесконечной плотности и гравитация этого объекта будет настолько сильной, что ничего, даже свет, не сможет покинуть его. Это принципиально новый класс астрономических объектов, о существовании которых никто пока что не высказывал даже предположений. В нескольких километрах от центра, на расстоянии так называемого радиуса Шварцшильда, благодаря явлению относительности даже время застывает, но для наблюдателя, находящегося на поверхности звезды, время будет идти обычным порядком. В этих… если угодно, «черных безднах» нет абсолютно ничего интуитивно понятного, но они, безусловно, должны существовать.
Гровз отклонился назад, опершись о стену. На его лице появилось благоговейное выражение.
– И это заслуживает «Нобеля», – негромко произнес он.
Оппи кивнул и самодовольно скрестил руки на груди.
– Это заслуживает «Нобеля».
– Джим, вам, наверное, будет интересно узнать, что итальянский штурман только что благополучно высадился в Новом Свете.