Операция «Престол» - стр. 6
Облизав сразу же ставшие сухими губы, он развел руками.
– Товарищ Сталин, – с некоторой поспешностью заговорил он, словно опасаясь того, что ему не дадут высказаться, – мы достаточно трезво оцениваем ситуацию и, поверьте, все наше беспокойство вызвано только тревогой, которую все мы испытываем за нашу великую страну. И мы заверяем вас, что всегда будет проводить линию нашей родной партии, разработанную под вашим мудрым руководством и…
Сталин продолжал, молча, курить, и по его лицу не было заметно, сменил ли он гнев на милость.
В эту минуту он не думал ни о вере в него всего Разведывательного управления, ни лично товарища Голикова.
Ему было скучно.
Он уже много раз ловил себя на том, что его давно уже перестали радовать любые дифирамбы в его адрес.
Особенно если они шли от тех, кто вращался в самых верхах.
Массы?
Да, там другое дело, и когда наивные и по-своему верившие в него как в Бога люди выражали свое неподдельное восхищение к нему, он слушал их с той снисходительностью, с какой утомленный знаниями профессор слушает студента.
А эти! Высокопоставленные…
Им он никогда не верил.
Более того, он прекрасно понимал, что Голиков сейчас старается не защитить порученное ему дело, а угодить ему.
И прояви он сейчас интерес ко всему тому, что находилась в черной папке генерала, он услышал бы совсем другие речи.
Тем временем Голиков умолк и смотрел на вождя с таким выражением на лице, словно испрашивал у него прощение за то, что осмелился не поверить его гению и иметь свои собственные суждения.
– Ладно, – махнул рукой Сталин, – это я так, к слову. Идите, товарищ Голиков, работайте и впредь думайте, ведь это ваше главное оружие. Не так ли? – неожиданно сверкнул Сталин желтыми, как у кота, глазами.
– Так точно, товарищ Сталин! – вытянулся Голиков, с облегчением понимая, что на этот раз гроза прошла мимо.
Сталин, не прощаясь, сел за стол и снова принялся за «Государя».
Голиков щелкнул каблуками, повернулся и чуть ли не строевым шагом вышел из кабинета.
Сталин с какой-то брезгливостью смотрел ему в спину. И этот такой же, как все. Чуть надавили, и он уже готов и каяться, и верить ему, и не верить себе…
Он усмехнулся.
В последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что ему очень хочется услышать возражения и поспорить.
Так, как когда-то спорил Ленин, который хоть и не терпел инакомыслящих, но рот никому не затыкал.
Сталин вздохнул.
Может быть, в этом и была его сила, может быть, именно поэтому немногие оставшиеся его стараниями в живых из ленинской гвардии с такой тоской и вспоминал те счастливые для них дни, когда каждый мог пройти против вождя и не получить за это пулю…