Операция «КЛОНдайк» - стр. 74

– Когда это случилось? – тихо спросил он.

– В тот же день, как вы приехали, – ответил Круглов. – Ее нашли вечером в одном из заброшенных складов у Варшавского вокзала.

– Кто это сделал?

– Это глухарь, Леонид Ярославович. Вряд ли мы найдем убийцу… Похоже, она попала к бомжам. Вскрытие показало, что она перед смертью хлебнула «льдинки»[6], а потом ее, видимо, ударили по голове и, облив той же «льдинкой», сунули в костер.

– За что? – сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать, спросил Леонид.

– Кто знает? – пожал плечами Круглов. – Судя по тому, что ее сумка была выпотрошена и брошена тут же, а на теле мы не обнаружили никакой одежды, ее попросту ограбили.

– Вы нашли ее сумку?

– Да, вот посмотрите, – сказал Круглов и показал ему снимок.

Леонид тут же узнал сумочку Есении, которую она обычно носила с собой через плечо.

– Где я могу увидеть ее… тело? – спросил Леонид, чувствуя, как отчаяние начинает захлестывать его.

– Ее уже кремировали…

– Как?! Когда?! – вскинулся Леонид.

– Позавчера.

– А урна?

Круглов устало посмотрел на него:

– Леонид Ярославович, какая урна? Вы что, не знаете, что в крематории собирают общий пепел, раскладывают его вперемешку по урнам и выдают родственникам. Где и чей там пепел – не разберешь. А у Ольги родственников нет, урну получать было бы некому. Так что могилой ей – весь белый свет…

Этого Леонид уже вынести не мог.

Голову вдруг пронзила такая боль, что он испугался, что она сейчас лопнет. Как в тумане он вытащил из сумки бутылку «Наполеона», которую нес Копылову, и, сорвав пробку, прямо из горлышка стал пить, пытаясь заглушить эту дикую боль и не чувствуя ни вкуса, ни запаха, ни крепости коньяка.

Санкт-Петербург, 1998 год

Леонид стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу и слепо уставившись в черный проем, за которым бушевала непогода. Его затопили воспоминания о событиях почти пятнадцатилетней давности. Он увидел их так ясно, словно это все происходило вчера, и вновь ощутил ужас, вспоминая тот момент, когда перед ним в милиции положили фотографии, убеждая, что это жуткое обгоревшее тело – его Есения…

«А она была жива!.. – потрясенно думал он. – Я же чувствовал, что она жива, не мог поверить в ее смерть!»

Дед Охмнетыч, с которым Леонид долго переписывался после гибели Есении, умер восемь лет назад, так и не узнав, что ее больше нет. Леонид не стал ему сообщать о смерти девушки, чтобы не расстраивать старика, хватит ему и одной Медведушки, и в конце каждого письма всегда передавал привет от Есении. Зная теперь, что Есения тогда не погибла, Леонид с облегчением перестал укорять себя за этот обман.