Операция «Гадюка» - стр. 15
Но тут же он чуть было не засмеялся, трезво оценив такую надежду.
Забыли? В подземелье? И он теперь помрет с голоду, а через двадцать лет будут проводить инвентаризацию секретных объектов и найдут высохший скелет бывшего министра и члена Политбюро…
Никто ничего не забывает.
У нас так не принято.
Значит, что-то случилось. Какое-то ЧП. Может быть, все-таки произошел долгожданный переворот? Но почему тогда его не ищут? А потому не ищут, понял Берия, что никто и не подозревает о том, что он жив. Охрана сбежала, дверь закрыта, объект пустой. Ну кто сюда сунется, особенно если они обесточили подземелье? Как дать знать о себе?
И тогда Лаврентий Павлович решился. Он принялся бить кулаком по железной двери, удары были громкими. Но не раскатистыми. Звуки как бы застревали в темной пустоте.
Ощупью Берия возвратился в центр камеры и принялся водить рукой по столу. Стол был чист. Тогда он наклонился и нащупал табурет – тяжелый и крепкий. Он подошел к двери, прижал табурет сиденьем к животу и принялся тыкать ножками в дверь, потом совсем разозлился и стал бить им с размаху, занося над головой, как колун. Звук был громче, но недостаточно, чтобы кто-то услышал.
Берия отбросил табурет и оперся о дверь.
Что-то надо придумать. Он устал. И голова устала думать. Нервный срыв. Все же не мальчик, а над ним так издеваются.
Глаза настолько устали смотреть в кромешную темноту, что в них крутились светящиеся червячки, да и сама голова кружилась – порой казалось, что падаешь, и хотелось одного – лечь и замереть.
Он уже знал – никого в этой тюрьме нет. И не будет.
И ему суждено теперь подохнуть от голода и жажды в этом каменном мешке. И это не плод его больного воображения, это не сон – он может ущипнуть себя, ударить, сделать себе больно…
Он смертельно устал стучать и кричать, биться, как мышь в мышеловке.
Лаврентий Павлович нащупал в темноте койку, натянул на себя одеяло и накрылся им. Теплее не стало – впрочем, ему и раньше не было зябко.
Надо заснуть, думал он. Надо заснуть, потому что тогда появляются шансы на то, что это все приснилось. Вот именно – это страшный сон. А когда он начался? Если он начался вчера, то есть сегодня под Новый год, тогда лучше не просыпаться – а то проснешься от того, что в дверь входят палачи. Может, сон начался, когда его арестовали свои же товарищи по партии, ничем не менее жестокие и уж куда более подлые, чем он.
Тогда тоже не надо просыпаться…
Лежа с головой под солдатским одеялом, Берия понял, что сон как выход из тупика его не устраивает. И даже лучше погибнуть здесь самому в одиночестве, а не от пули какого-то мерзавца.