Опасный возраст - стр. 22
За мужа Вера Игнатьевна всегда была спокойна. Ее заботами, отчасти оправданными, отчасти надуманными, здоровье Павла Федоровича раз в году подвергалось тщательному осмотру. Кровь, моча и другие продукты жизнедеятельности исследовались на предмет предполагаемых заболеваний, чтобы заранее начать с ними непримиримую борьбу. Полусантиметровый осколок, – отголосок давней войны, – засевший в плевре, каждый раз высвечивался на рентгеновском снимке, доставляя больше беспокойства Вере Игнатьевне, чем ее мужу. За сорок два года Павел Федорович с осколком сроднился, Вера Игнатьевна – нет. Ее попытки уговорить мужа на операцию не имели успеха, то же самое ей советовали и хирурги – оставить крошечный кусок железа в покое и не теребить зажитые раны, тем более что последняя кардиограмма выявила некоторое отклонение от нормы. И так было чем заняться и что подлечить.
Их счастье, поделенное поровну, длилось без малого сорок пять лет. В сороковом году, сразу после школьного выпускного они поженились, а в мае сорок первого Вера родила сына Димочку. На фронт Павла призвали во вторую волну мобилизации в октябре, Вера с грудным младенцем осталась в Краснодаре под материнским присмотром и каждый день ждала похоронку, не надеясь, что муж вернется живым. Она еще не знала, что счастье, столь щедро им отмеренное в самом начале, благосклонно будет к ним до конца, на десятилетия вперед освятит их союз. Вера Игнатьевна глубоко прочувствует столь удивительное везение в сорок пятом, в победоносный день, когда во дворе старой школы соберутся предвоенные выпускники. Из десятого «А» они с Павлом окажутся одни. Выжившие…
Служба медсестры в госпитале отнимала у Веры Игнатьевны много сил, пока муж не устроился к ней на работу на привычное шоферское место, из военторга доставлял медикаменты, койки, матрасы, с вокзала перевозил приезжающих со всего края на городское лечение бывших солдат, теперешних ветеранов. От близкого его присутствия силы ее как бы удваивались, ускорялся шаг, пальцы проворнее свивали бинты. Когда за окном перевязочной раздавался протяжный гудок полуторки, Верочка незаметно улыбалась, – это Паша сигналил ей, отправляясь с завхозом на склад. Они чувствовали присутствие друг друга через кирпичные стены, без телепатии угадывали желания, без слов вели разговор.
С годами у Шагаевых появилась привычка: куда бы ни отправлялся Паша с утра по распоряжению завхоза или главврача, к обеду обязательно возвращался в госпиталь. Заходить в сестринское расположение водителю не дозволялось по санитарным нормам, но Верочка выхлопотала у кастелянши в подвале угол за печкой. Там они с мужем вдвоем и обедали. В законный перерыв она покрывала деревянный ящик свежим полотенцем и делила на двоих скромный обед. Себе – чуть меньше, Паше – чуть больше. Шоферская работа и сил больше отнимала. И пока он ел, не сводила с мужа глаз. Все бабы в госпитале Верочке завидовали, уж белой завистью или черной – неизвестно, у каждой имелась своя, но в муже она была уверена, как в себе. Паша ни на кого не смотрел, только Верочку и видел.