Размер шрифта
-
+

Опасный нарцисс. Книга пятая. Романтические отношения с нарциссом - стр. 12

«Я обратился к психотерапевту после полутора лет мучений на тему того, что я ничего не чувствую, я не испытываю и не способен испытывать никаких глубоких чувств и привязанностей к другим, что я, черт побери, не способен любить! Сам по себе факт, что мне никого не жалко и на всех наплевать, не вызывал у меня тревоги; а вот сопутствующее ему чувство тотальной внутренней пустоты, скуки, выжженной изнутри пустыни, осознание какой-то своей чувственной ущербности, словно мне ампутировали «душу» – это тревожило. Что я только не делал, чтобы «пробудить в себе чувственность»… Пытался пробудить её через физическую боль – прижигал руки и тело окурками, резал руки. Пытался пробудить через алкоголь, и даже искал психоактивные вещества. Пытался пробудить через религию – даже два раза проходил Исповедь и Причастие. Пытался пробудить через музыку и поэзию, но чувствовал себя только хуже и хуже.

Осознал я эту свою проблему, когда встречался с Леной, хотя девушка здесь совершенно ни при чем. Я точно знаю, что был таким и до встречи с ней – просто иногда нужны какие-то внешние события, чтобы пробудить внутренние склонности. Поразительный для некоторых цинизм я показывал задолго до знакомства с ней, а цинизм есть ни что иное, как дефицит эмпатии, сочувствия, умения чувствовать что-то к другим. Так как я не испытываю и не могу испытывать никакого чувства вины, то я не стану использовать слово «виноват» – я скажу лишь, что причиной разрыва с ней был я сам, и только я. Потому что я ЗАВИДОВАЛ её способности любить, ну и вообще что-то чувствовать по отношению к другому! Способность чувствовать казалась мне пропуском в какой-то волшебный мир романтической любви, которой я всегда жаждал по отношению к себе, но которую не мог испытать сам. Я всегда хотел, я остро нуждался в том, чтобы меня любили, чтобы все было красиво, чтобы все было, как в сказке – но сам я оставался холоден, сух и пуст. Я умел красиво писать, говорить, красиво обманывать, но все мои слова были карточным домиком чистейшей, кристаллической, отвлеченно-холодной лжи о любви. Я чувствовал свою неполноценность, ущербность в том, что не могу почувствовать то, что очень хочу почувствовать, и не только к ней – ко всем, к любой. Она стала мне не возлюбленной, но соперником, конкурентом. Кто умнее? Кто красивее? Кто лучше пишет стихи? Я во всем хотел обойти ее непременно и немедленно, чтобы почувствовать облегчение. Естественно, что отношения, основанные на непрекращающейся войне, конкуренции, изматывающем соревновании каждую секунду, основанные на зависти, чувстве мести и злобы, основанные на удовлетворении тщеславия – долго не продержатся. Я помню это ощущение томления, скуки и отчаяния, кровавая смесь на губах. Я чувствовал, что моя кровь отравлена, что в ней словно плавает желчь, вязкая и липкая похоть, а потом – кромешная тьма, рак души, пропасть, и эта пропасть сквозит в моем голосе, смотрит моими глазами, эта пропасть у меня в голове, и дыхание небытия в виде привкуса во рту. Я стремился прорваться к бытию, к волшебной, сказочной жизни, но уперся в леденящее стекло, перекрывшее любой кислород. Меня бросало в стороны, меня рвало душевной смертью, мои нервные припадки были конвульсиями давно умершей души, конвульсиями ее праха, истерическими танцами на её могиле. Меня вырвало, и Лена неизбежно уехала.

Страница 12