Опасные маршруты - стр. 1

Мужчина редко умеет ценить близких ему женщин – до тех пор, по крайней мере, пока не потеряет их. До его сознания совершенно не доходит излучаемое женщиной тепло, пока он сам купается в нем; но стоит ей уйти – раскрывается и растет в его жизни пустота, и им овладевает странный голод по чему-то неопределенному, чего он не умеет назвать словами. Если друзья, окружающие его, так же неопытны, как и он сам, они будут сомнительно качать головами и предложат ему серьезно лечиться. Но голод будет все расти, и мужчина потеряет всякий интерес к событиям повседневной жизни и станет раздражительным. И в один из дней, когда эта пустота станет совершенно невыносимой, на него снизойдет откровение.

Когда нечто подобное происходит на Юконе летом, мужчина достает себе лодку, если это случается зимой, он запрягает собак в сани и едет на Юг. А через несколько месяцев, если он одержим Севером, он возвращается назад с женой, которая отныне будет делить с ним его любовь к этому холодному краю и его тяготы. Все это, конечно, говорит, прежде всего, о врожденном мужском эгоизме. И одновременно может служить введением в описание приключений Бирюка Маккензи, случившихся с ним очень давно, раньше, чем Клондайк запрудили чечако, еще тогда, когда этот край был известен только своими рыбосушильнями, а отнюдь не золотой лихорадкой.

На Маккензи отразилась жизнь пионера, первооткрывателя земель. На лице его отпечаталось двадцать пять лет непрестанной борьбы с природой, из которых последние два года, самые жестокие, он провел в поисках золота за пределами Полярного круга. Когда описанная выше болезнь захватила его, он нисколько не удивился, так как был человек практичный и много раз видел людей в таком же положении. Но он подавил все признаки этой болезни и стал работать еще упорнее. Все лето он воевал с комарами и мок на берегу реки Стюарт, сплавляя лес вниз по Юкону до Сороковой Мили, и в конце концов построил себе отличную хижину, какая только может быть построена в этой стране. Она выглядела настолько привлекательно и уютно, что несколько человек навязывались к нему в компаньоны, предлагая поселиться вместе. Но он наотрез отказывался, притом довольно грубо, что вполне соответствовало его сильному и решительному характеру, а сам закупил в ближайшей фактории двойной запас провианта.

Маккензи был человек практичный, как это указано выше. Если он чего-нибудь хотел, он обыкновенно добивался своего, но при этом отступал от ранее намеченного пути лишь настолько, насколько это было необходимо. Кровному сыну тяжелой нужды и тяжелого труда совсем не по душе было преодолевать шестьсот миль по льду, две тысячи миль через океан, да еще около тысячи миль до родных мест, только чтобы найти себе жену. Жизнь слишком коротка для таких прогулок. Он запряг собак, погрузил в сани довольно необычную поклажу и пустился прямиком между двумя водоразделами, восточные холмы которых подступали к реке Танане.

Он был смелым путешественником, а его собаки-волкодавы выносили на скудной пище более тяжелую работу и более длинные перегоны, чем всякая другая упряжка в Юконе. Через три недели он добрался до племени стиксов с верховий Тананы. Те очень удивились его дерзости. О племени шла дурная слава; говорили, что они убивают белых людей из-за такой безделицы, как хороший топор или старое ружье. А Маккензи пришел к ним безоружный, и во всем его поведении была очаровательная смесь заискивающей скромности, фамильярности, холодной выдержки и наглости. Нужно хорошо набить руку и глубоко изучить душу дикаря, чтобы с успехом пускать в ход столь разнообразное оружие; но он был мастер своего дела и знал, когда уступить, а когда – наоборот – торговаться до исступления.

Прежде всего, он отправился на поклон к вождю племени, Тлинг-Тиннеху, и подарил ему пару фунтов черного чая и табака, чем и завоевал его несомненную благосклонность. После этого он свел знакомство с мужчинами и девушками и объявил, что вечером дает потлач, то есть станет дарить подарки. Утоптали овальную площадку в сто шагов длиной и двадцать пять шириной. В середине разложили большой костер, а по обеим его сторонам набросали кучи сосновых веток. Было устроено нечто вроде трибуны, и человек сто пели песнь племени в честь прибывшего гостя.