Опасная профессия - стр. 33
Первым делом я спросил у Женьки, как давно это случилось, даты на газетном листе не было, а вид он имел достаточно потрепанный, чтоб предполагать всякое.
– Позавчера. Менты не копаются, им лишь бы не висяк. Может, ты выяснишь.
Лицо ничего не выражало, ни сожаления, ни боли. Женька еще с института имел дурацкую привычку все в себе прятать, прочел в журнале заметку о том, насколько скверно отрицательные эмоции воздействуют на организм, и закрылся от них наглухо.
Тогда мы нашли этот злосчастный тапок – в куче выброшенных волной водорослей. Лида отмывала его от приставшей гнили, потом бросила в пакет, и мы, так же молча, отправились к остановке. На следующий день я звонил ей, но уже не дозвонился.
– А почему я? У меня офис, дела, – последняя попытка отвязаться от прошлого. Напрасно.
– А потому, что нет у тебя никаких дел, да и офиса скоро тоже не будет. Давай, соглашайся, я тебе заплачу втрое против обычной ставки. Или хочешь пятьдесят кусков сразу дам.
Черт меня дернул в вечернем разговоре помянуть всуе эти полсотни тысяч. Но, его правда, аренда просрочена, за квартиру набежали пени, «Форд Фокус» уже пытались арестовать, чудом отбил. А ведь машина для нынешнего меня все. Польстился на этот кусок железа только из-за надписи «Пининфарина» на крыльях. Маневренность у него жуткая, голубой цвет ни уму, ни сердцу. И зачем кабриолет в Сибири – тот еще вопрос.
Вечером пришел к нему, стал расспрашивать. Вдруг вспомнилось, как прибежал вот так же к Лиде, только ранним утром, поднял ее с постели, у них в тот день пары начинались с полудня. Рассказал сон, потрясший меня: будто ей довелось поймать попутку, а потом в ней разбиться. Она улыбалась, ерошила мне волосы, тогда еще каштановые, украдкой целовала в щеку. Мы познакомились на втором курсе, когда, после сильных отчислений наши группы слили для общих лабораторных. Мы сразу сошлись, вместе делали задания, друг у друга списывали, Лида хорошо разбиралась в математике, где я оказался слаб. После института еще что-то планировали, но потом вмешался Женька.
Или нет, то было чуть раньше, а он появился как спасательный круг для нее, отчаявшейся мной. Почему-то не помню.
Помню, как меня чуть не отправили воевать в Чечню, спрятался, поступив в высшую школу милиции. С этого все и началось, этим, как теперь понимаю, и закончилось.
Дома у Коробанова обнаружились две взрослые дочери, восемнадцати и шестнадцати лет. Сердце ухнув, упало – вот так сразу сожгла все мосты. Расспрашивать их я не стал, просто познакомился, не запомнив имен, прошел с Женькой в его комнату. Закрывшись, раздавили бутыль десятилетнего с дымком массандровского портвейна. Он не пьянел, молчал, уставившись немигающим взглядом в стол, я осторожно осматривался, все не находя ни одной ее фотографии, только дочери и он сам с каким-то чинушом в обнимку.