Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - стр. 50

Гарриет Мартино, подруга Дарвина, в письме к Фанни Уэджвуд от 13 марта 1860 года69

Дарвин начал свои объяснения с середины или даже, можно сказать, с конца: он рассматривал виды, известные в наше время, и показывал, как появление систем, составляющих биосферу сегодня, можно объяснить процессом естественного отбора, который прошли системы, составлявшие биосферу вчера, и так далее вплоть до самого далекого прошлого. Он начал с общеизвестных фактов: все живущие ныне существа – потомки своих родителей, а те – потомки своих родителей, и так далее; так что все, кто нынче жив, – сучки на ветви, которая сама является частью могучего семейного древа. Затем он заявил, что если зайти достаточно далеко вглубь времен, то окажется, что все ветви всех семейств в конечном счете выросли из общего ствола предков и что есть единое Древо Жизни, все стволы, ветви и прутики которого произошли друг от друга, в процессе претерпев некоторые изменения. То, что описываемое нами единое целое похоже на дерево, – факт, исключительно важный для объяснения явления, о котором идет речь, ибо подобное дерево могло бы быть создано в результате автоматического, рекурсивного процесса: сначала создается x, затем его потомки видоизменяются, а потом то же самое происходит с потомками потомков и потомками этих потомков. Если Жизнь – Древо, то вырасти оно могло в результате неизменного автоматического процесса модификации, в ходе которого модели формируются с течением времени.

Обратное, начинающееся с «конца» процесса движение, в ходе которого сначала изучается состояние системы, предшествующее «конечному», а затем ставится вопрос о том, в результате чего было получено это состояние, – испытанный и надежный метод программистов, в особенности при создании программ, подразумевающих рекурсию. Обычно это – вопрос интеллектуального смирения: если вы не хотите откусывать больше, чем можете прожевать, зачастую правильным будет начать с уже известных обстоятельств (если такие есть). Дарвин взял известное, а затем очень осторожно двигался назад, обходя множество сложных вопросов, которые затрагивали его исследования, размышляя над ними в частных записях, публикация которых откладывалась на неопределенный срок. (Например, в «Происхождении видов» он сознательно избегал обсуждения эволюции человека70.) Но он мог видеть, к чему все идет, и, несмотря на его практически гробовое молчание о вызывающих тревогу результатах исследований, догадаться об этом могли и читатели. Некоторым нравилось то, что, как им казалось, они видели; другим – совершенно не нравилось.