Опаленные войной - стр. 25

– Присаживайтесь, товарищ лейтенант. Еще натрете мозоли, до самого Буга топая.

– Прекратить панические разговоры! – осадил его Штубер. – Под трибунал захотел, в «пособники врага»?

– Какой же я «пособник»? – отшатнулся от него красноармеец. – Господь с вами!

– То-то же! Да успокойся, – тот час же решил подружиться с ним лейтенант. – Про «пособника» – это я так, для острастки. Как полагается командиру.

– Спасибо, что всего лишь для острастки, – все еще обиженно поблагодарил красноармеец.

– У нас, в тридцать седьмом, половину села расстреляли да по лагерям пересажали, – проворчал раненый в обе ноги артиллерист, полулежавший за спиной Штубера. – И тоже, видать, «для острастки».

«Ну что ж, – хладнокровно обдумывал свое положение оберштурмфюрер, подергиваясь (еще давала знать о себе боль в брюшине) на тряской повозке. – Выходит, это был не мой мост, не моя судьба, а главное, своего шанса я не упустил».

– Неужели действительно будем отступать до самого Буга? – как бы про себя усомнился седоусый возница в гражданском, не придавший никакого внимания демагогии отступавшего вместе с ними лейтенанта.

– Я же сказал: остановим.

– Как? Вот вы – офицер. А с вами уже ни одного солдата. «Где солдаты?» – спросят вас на Буге.

После всего того, что произошло на мосту, дот представал перед Громовым последним и единственным пристанищем для каждого, кто сумел уцелеть в этом растерзанном мире и кто твердо решил, что залитые кровью берега реки – не для него.

В какую-то минуту лейтенант даже показался сам себе сбежавшим с поля боя. Ему не хотелось сейчас ни храбрости, ни победы, ни славы. Забиться в подземелье, затаиться, пересидеть… Хоть сутки, но отсидеться.

– Поберегитесь, лейтенант, – потеснили его на пересечении тропинок вынырнувшие из оврага два безбожно навьюченных металлом пулеметчика. – Последняя надежда фронта идет.

– Похоже, что последняя…

Разорвавшийся на берегу снаряд заставил эту «надежду фронта» на какое-то время остановиться, присесть и так, в полуприсяде, оцепенеть. Второй снаряд взорвался значительно ближе дота. Громов понял: это пристрелка и что самое время скрыться за массивной дверью «Беркута» или хотя бы в окопчике у входа. Однако не сделал этого. Не сделал только потому, что пулеметчики не могли бы нырнуть вслед за ним. А ему не хотелось, чтобы эти двое красноармейцев посмотрели вслед ему с ехидной завистью: «Хорошо им там, за бетонными стенами, отлеживаться!»

Но как только лейтенант все же вошел в дот, сразу же позвонил майор Шелуденко. Он словно поджидал, когда комендант наконец появится в своем подземелье.