Онтологически человек: Битва деревьев - стр. 48
– Я его люблю, – сказала Джиневра.
Дану прикусила губу и вздохнула:
– Люди… называют этим словом много разных вещей. Я очень плохо это понимаю. Ты знаешь, кто он? Ты желаешь ему добра?
Джиневра сунула «берету» в карман халата и скрестила руки на груди.
– Идиотский вопрос.
Дану опять успокаивающим жестом подняла ладонь.
– Как ты помнишь, у нас у всех общие цели. Я хочу восстановить целостность Срединных земель. Мирддин Эмрис хочет остановить Дикую Охоту. Артур хочет защитить Камелот и его жителей. Нюанс заключается в том, что Артуру приходится для этого иметь дело с… – она поискала нужное слово. – Вы, люди, называете это магией. Аннуин, локусы, Великие пустоши – это места, в которых действуют только истинные стремления и истинные чувства. Как во снах. Вот как ты увидела что-то опасное и начала стрелять. – Дану отчего-то развеселилась и тут же посерьезнела. – Но в таких местах легко заблудиться. Легко забыть себя. Они очень много дают, но и забирают много. Артуру нужно что-то, что будет связывать его со Срединными землями даже тогда, когда он об этом не думает. Я полагала, что Камелота в целом будет достаточно – но, как выяснилось, это не так… Нужен кто-то, кто будет его помнить, лично его, а не символ и не свою собственную иллюзию. Будет его ждать. И нужно, чтоб это работало в обе стороны. Артуру нужен кто-то, ради кого он будет возвращаться. Без этого он теряет слишком много сил. Так что мне нужно, чтобы ты ему помогла или назвала кого-то еще, к кому я могу обратиться.
– Кроме меня? – Джиневра презрительно фыркнула. – Что нужно делать?
– Думай о нем, – сказала дану.
Джиневра представила себе Артура. Как она в первый раз его увидела. Какой он был светловолосый, голубоглазый, белозубый принц из сказки, и как они неслись верхом через поле, и как она, задыхаясь от азарта и припадая к гриве, обставила его на полкорпуса – просто чтобы не задавался.
Как он радуется, как он злится, как подхватывает ее на руки, как отдает приказы – весело и яростно, так что его сразу хочется целовать. Какой у него шрам на боку, слева, о котором он коротко сказал «с детства», и ей пришлось выкрасть медкарту, чтобы узнать, что это с того дня, как Утер и Игрейна разбились на машине.
Как у него вечно рвется рукав по шву, потому что он подскакивает и подтягивается на притолоке, или перепрыгивает через ограждение и оказывается в самом центре толпы, вызывая инфаркт у охраны. Как он вспыхивает и тут же остывает. Какой у него бывает самодовольный вид, который бесит и смешит одновременно.
Как его приносят полумертвого, и он лежит, гордый своей победой и обессиленный, и смотрит на нее так, что обрывается сердце, а она почти ненавидит его за то, что он всегда бросает ее ради своих сражений, ни на гран не чувствуя себя виноватым, а она не может ни пойти за ним, ни прижать к себе и не выпускать, никуда, никогда. Как всегда внутри него высится нерушимое «Камелот, Камелоту, о Камелоте». Как он забывает себя ради Камелота. А ради нее – нет.