Оно. Том 2. Воссоединение - стр. 15
Знаете, – Бен смотрел на стол, перекладывая ножи и вилки, – оглядываясь назад, я могу сказать, что до звонка Майка тот день был последним, когда я подумал о Генри Бауэрсе. Начал это сын фермера, парень со здоровенными ручищами, и пока они гоняли меня, я решил, что Генри вернулся в мою жизнь. Думаю… нет, я знаю, что именно тогда я и запаниковал.
Они гнали меня по коридору, мимо шкафчиков, где парни, которые серьезно занимались спортом, хранили свою амуницию. Голый, красный, как сваренный лобстер, я потерял чувство собственного достоинства… или себя. Вот до чего они меня довели. Я кричал, зовя на помощь, а они бежали за мной и орали: «Стрясем жир! Стрясем жир! Стрясем жир!» Там стояла скамья…
– Бен, тебе не обязательно все это вспоминать! – внезапно воскликнула Беверли. Лицо ее сделалось пепельно-серым. Она вертела в руках стакан, чуть не расплескав воду.
– Пусть закончит, – возразил Билл.
Бен бросил на него короткий взгляд и кивнул.
– Скамья стояла в конце коридора. Я споткнулся о нее, упал, ударился головой. Минуту или две они еще стояли вокруг меня, а потом чей-то голос сказал: «Ладно. Хорошего понемножку. Идите переодеваться».
В дверях стоял тренер, в синих спортивных штанах с белыми лампасами и белой футболке. Никто не знал, как давно он за всем этим наблюдал. Они все посмотрели на него, некоторые улыбались, другие чувствовали себя виноватыми, лица третьих не выражали ничего. Они ушли. А я разрыдался.
Тренер еще какое-то время стоял, привалившись к дверному косяку, глядя на меня, глядя на голого толстого мальчика, чья кожа покраснела от бесчисленных шлепков, на толстого мальчика, который плакал, лежа на полу.
Наконец он спросил: «Бенни, почему бы тебе на хер не заткнуться?»
И я заткнулся. От изумления. Представить себе не мог, что услышу такое слово из уст учителя. Посмотрел на него снизу вверх, а он подошел и сел на скамью, о которую я споткнулся. Наклонился ко мне, и свисток, который висел у него на шее, качнулся и стукнул меня по лбу. На мгновение я подумал, что он собирается поцеловать меня или сделать что-то такое, и отпрянул, но он схватил меня за сиськи и сжал. Потом убрал руки и вытер о штаны, будто прикасался к чему-то грязному.
«Ты думаешь, я собираюсь успокаивать тебя? – услышал я от него. – Напрасно. Их тошнит от твоего вида, и меня тоже тошнит. Причины у нас разные, но только потому, что они – дети, а я – нет. Они не знают, почему их от тебя тошнит. Я знаю. Меня тошнит, потому что я вижу, как ты хоронишь хорошее тело, которое дал тебе Бог, под толстенным слоем жира. Это форменное безобразие – так потакать собственным глупым желаниям. А теперь послушай меня, Бенни, потому что другого случая поговорить с тобой мне не представится. У меня футбольная команда, и баскетбольная, и легкоатлетическая, а в промежутках приходится работать и с пловцами. Поэтому это наш первый и последний разговор. Ты заплыл жиром здесь. – Он постучал меня по лбу, по тому самому месту, куда ударил этот чертов свисток. – Там у всех скапливается жир. А если ты сосредотачиваешь то, что у тебя между ушей, на диете, то начинаешь терять вес. Но такие парни, как ты, на это не способны».