Оно - стр. 134

Беверли – сладкая мечта, а конфеты – сладкая реальность, единственный его друг. Вот он и велел инородной мысли проваливать, и та тихонечко ретировалась, не поднимая скандала. По пути от «Костелло-авеню маркет» до библиотеки он переправил в рот все содержимое пакета. Честно хотел оставить пастилки «пез» на вечер, чтобы съесть их перед телевизором (нравилось ему одну за другой загружать их в рукоятку маленького пластикового Пезгана, нравилось слышать, как щелкает крошечная пружинка внутри, но больше всего нравилось выстреливать их в рот, одну за другой, словно совершая сахарное самоубийство). В этот вечер показывали несколько сериалов, сначала «Вертолетчики», где Кеннет Тоби играл бесстрашного пилота винтокрылой машины, потом «Драгнет», который основывался на настоящих преступлениях, менялись только имена, чтобы защитить невиновных, и наконец, его любимый полицейский сериал «Дорожный патруль», в котором Бродерик Кроуфорд играл патрульного Дэна Мэтьюса. Бродерик Кроуфорд был кумиром Бена. Бродерик Кроуфорд не позволял застать себя врасплох, ни перед кем не прогибался, никому не давал спуска – и, что самое главное, Бродерик Кроуфорд был толстым.

Он добрался до угла Костелло и Канзас-стрит, где требовалось перейти на другую сторону, чтобы попасть в публичную библиотеку. Библиотека состояла из двух зданий. Старое, у тротуара, построенное на деньги богатого лесопромышленника в 1890 году, и новое – низкое, из песчаника, в глубине. Новое занимала детская библиотека. Оба здания соединялись стеклянным коридором.

Здесь, в непосредственной близости от центральной части города, автомобили по Канзас-стрит двигались только в одном направлении, и Бен, перед тем как перейти улицу, посмотрел лишь в одну сторону, направо. А если б посмотрел налево, его ждал бы неприятный сюрприз. Рыгало Хаггинс, Виктор Крисс и Генри Бауэрс стояли в тени большого старого дуба, растущего на лужайке у Общественного центра, примерно в квартале от перекрестка.

– Давай его вздуем, Хэнк. – В голосе Виктора слышалась мольба.

Генри наблюдал, как этот толстый маленький говнюк пересекает улицу: его живот колыхался, затылок болтался взад-вперед, словно чертова Пружинка[80], зад в новых синих джинсах покачивался, как у девчонки. Генри прикинул дистанцию между ними тремя, стоящими на лужайке у Общественного центра, и Хэнскомом, и между Хэнскомом и спасительным убежищем – библиотекой. Подумал, что они скорее всего успеют догнать его до того, как он войдет в двери, но Хэнском мог начать кричать. От этого маменькиного сынка следовало ждать всякого. Если бы закричал, какой-нибудь взрослый мог вмешаться, а этого Генри совершенно не хотелось. Эта сука Дуглас сказала ему, что он завалил английский и математику. Она перевела его в следующий класс, но назначила ему четыре недели дополнительных летних занятий. Генри предпочел бы остаться на второй год. Если б остался, отец избил бы его только один раз. А теперь, когда Генри предстояло четыре недели проводить в школе по четыре часа в день, и это в разгар полевых работ, отец мог избить его раз шесть, а то и больше. И с таким мрачным будущим его примиряло только одно: в этот день он собирался отдать этому жирдяю все тумаки, что еще даже не получил от отца.