Они и мы - стр. 10
Я знаю, что до Большой Никитской мне все равно не добраться, но… Бежать. Бежать. Чтобы взорвать монотонность сытой жизни.
Однажды я ушел…
Бродил три дня под дождем, понимая, что самостоятельно не вернуться. Силы не те. Глаза подводят. Слух пропал. Свалился под каким-то деревом. Меня искали, но безрезультатно.
И только номер телефона, выбитый Олей еще в Москве на моем ошейнике, позволил случайно наткнувшемуся на меня кладбищенскому сторожу сообщить Марку, где я.
Говорят, беспородные собаки живучи. Не знаю. Может быть, мою жизнь поддерживает любовь моей Семьи, их забота обо мне с самых ранних моих щенячьих лет. Теплота, которой они окружают всех, кто им дорог.
Я очень, очень, очень люблю свою Семью.
Персоналка
Семен Семенович ложился спать с полностью расстроенным настроением. Завтра на партийном бюро института слушалось его персональное дело.
По нынешним меркам дело-то было пустяшное. А во времена те, стародавние, персональное дело – ну хлебом не корми. Так, например, попробуй затащи членов КПСС на собрание. Отговорки всегда: болен, срочно в министерство, больна вся семья и тому подобное. Но вот когда персоналка – явка стопроцентная.
Так вот, пустяшное было это дело. В общем, оказался наш герой в командировке с одной сотрудницей, коллегой по научным изысканиям, можно сказать. Девушка была чуть перезрелая, но экзальтированная до крайности. И на тебе. Нет, нет. Не соблазнение. Что бывало в командировках весьма часто. (Для этого и ездим.) Не обман. Не случайная беременность. И так далее. Нет.
Просто научный сотрудник Нина (так давайте ее назовем) влюбилась в Семена.
При этом Семен не прибегал к обольщению, Нина не очень стремилась склонить Семена посетить ее будуар – просто она влюбилась. Советы ее подруг-идиоток или просто злорадных дев подталкивали ее на определенные действия – она таки эти действия и совершила. То есть написала пространное заявление в партбюро. В нем она изложила свою любовь к члену КПСС Семену с просьбой к партии содействовать соединению ее, Нины, немного перезревшей, и Семена, который к ней, как мы указывали, никаких чувств не питал и не собирался.
Просьба абсолютно абсурдная, но… то ли секретарь был в игривом настроении, то ли кто-то решил немного потрепать нервы Семену. В общем, решили создать на базе письма персоналку.
И это легко. Нужна была только бумага начальная, а там ход дать ей – да без проблем.
Семена, как человека справедливого, эта история довела до нервного истощения.
«На пустом месте, – думал и говорил с собой Семен. – Что же это творится? А как себя чувствовали те несчастные, которых оговаривали в далеких 1937–1953 годах?»