Она. Дневник восьмиклассника - стр. 17

Я по-прежнему оставался лидером, хотя, кажется, Знашев один из всех никогда со мной не играл и не воспринимал меня в таком качестве.

Иногда мы с одноклассниками оставались после уроков и играли, например, в снежки по особым правилам, которые придумал я. Две команды прячутся за деревьями в парке перед школой, а снежки надо бросать как гранаты, стараясь не в человека целить, а рядом, чтобы поразить воображаемым взрывом.

Если снежок падал ближе двух шагов, то «взрыв» достигал цели. Если кто-то ловил снежок, в него брошенный (случалось и такое!), он мог в течение четырех секунд бросить его обратно, словно у него в руках была настоящая граната. Иногда наши баталии проходили довольно интересно.

Весной, когда снега не было, мы брали из палисада комья сухой земли, однако кто-то пожаловался директору школы, и нам пришлось прекратить, да и занятия в школе скоро подошли к концу, мы окончили четвертый класс и сфотографировались на память. Моя густая шевелюра с чубом была красивее всех мальчишеских причесок. По крайней мере, так мне тогда казалось. Впрочем, не только мне одному. Совсем несложно было понять, что многие девочки класса обращали на меня внимание, и больше всех, как было очевидно, Наташа Кузанова, однако я продолжал применять свою излюбленную тактику, – искусно делал вид, что ничего не замечаю.

Лена Котова тоже проявляла какой-то интерес, однако я никогда ничего у нее не спрашивал и ею совершенно не интересовался, хотя, на самом деле, внутри все содрогалось от страсти. Похоже, я боялся своих собственных чувств и не знал, как с ними быть. К такому взрослению я был совершенно не готов, и никто мне не подсказывал, а сам я спрашивать стеснялся. Родители и учителя, кажется, вообще не догадывались, что со мной происходит. Мне нужна была помощь, и в то же время я ее чурался, желая найти решение самостоятельно.

Каждый день в школе был настоящим блаженством, потому что я видел Лену, и это была настоящая жизнь! А учеба особого интереса не вызывала, потому что, как я говорил, в ней не было главного – игры.

Официоз и строгость вызывали неприятие, которое безоговорочно подавлялось словом «надо», в то же время подкреплялось увещеваниями, больше похожими на запугивание, – кто не будет учиться, пойдет в специальную школу, а там даже пикнуть не дадут, и так далее. Не помню, чтобы кто-то из учителей в тот период искренне спросил кого-то из нас, кем он хочет быть, чем хотел бы заняться, к чему лежит душа, и внимательно выслушал ответ. Учителя постоянно куда-то спешили.

Дома я увлеченно рисовал, а на уроках рисования неизменно получал четверки и даже тройки, что чрезвычайно удивляло отца. Он был свидетелем, как я с раннего детства мог сидеть вечерами напролет и увлеченно рисовать какие-нибудь воображаемые баталии цветными карандашами или просто шариковой ручкой.