Размер шрифта

Он украл мои сны - стр. 94

А без него, клянусь, не в состояньи

Я мысль иметь такую, чтобы он,

Её узнав, был ею оскорблен».

Она согнула колени и присела сначала слегка, затем ниже, потом, вытянув вперед левую ногу и отведя назад правую, сделала глубокий реверанс:

«Так жизнь моя мне сделалась священна,

Так видеть друга жажду неизменно».

Он опять позвал её, уже нетерпеливо. Но она снова присела, не спеша, с забавной точностью проделывая все движения. И продолжала декламировать и делать реверансы:

«Когда беседую с друзьями иль с родными,

Им отвечая, тягощусь я ими,

И знает каждый, что взамен его

Хотела б видеть друга своего»…

Она с полной серьезностью, старательно, на совесть разыгрывала свою сцену. Хотя некоторые её позы казались нелепыми, так как для их оправдания нужна была юбка, почти все были красивы и все без исключения увлекательны. Они подчеркивали упругость мускулов при общей мягкости линий; каждое движение выявляло гармоничную стройность всех частей её юного тела, обычно не столь заметную.

Облекая свою наготу в благопристойные позы и наивные речи, она волею судьбы и по собственной прихоти превращалась в изящное произведение искусства, в аллегорию невинности, и в устах этой ожившей статуэтки восхитительно чисто звучали эти замечательные стихи.

Зачарованный, Андрей дал ей довести сцену до конца. Наблюдая за церемонными движениями совершенно голой девушки, он с удовольствием отмечал, что такое сугубо публичное зрелище, как театральная сцена, разыгрывается перед ним одним.

«Когда в далёкий путь, величествен и странен,

Чрез Тихий океан пустился англичанин»,

А она меж тем, начав новое выступление, любовалась в зеркало своими молодыми, недавно расцветшими грудями, своим легким станом, чуть худощавыми изящными руками с тонкими запястьями, стройными ногами и воодушевлялась, воспламенялась при мысли, что всё это принадлежит её возлюбленному; легкий румянец играл на словно накрашенных щеках.

«На дивном острове, где бриг пристал тогда,

Царица, девочка по имени Ти-да,

Браслет из раковин пришельцу отдавая,

Хотела с ним рабой плыть из родного края.

И целых тридцать дней слыхал любимый друг

Из бронзовой груди немолчный страстный стук

Среди циновок, там, в бамбуковой палатке.

Но все ж заранее, в тот самый месяц сладкий,

Ти-да, готовая к разлуке с давних пор,

Воздвигла для себя сандаловый костер.

А путник уловил, чуть бледный, над волнами

Тот странный аромат, что посылало пламя».

Он приподнялся на постели, опершись на локоть, и громко сказал:

– Ну, а теперь иди, иди же ко мне!

И Таня, вся зардевшаяся и оживленная, скользнула к нему:

Страница 94

На следующую страницу