Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы - стр. 9
Эд поднял палец, остановился и записал что-то в книжечку: каждый человек строит себе баррикаду на тех мудростях, которые утверждают его в своих же глазах.
23.20
Эд спросил Билла, когда они вышли из штурманской прокуренной комнаты:
– Ты куда? К туземной женщине?
– Не знаю, командир, – ответил Билл, смутившись, – сначала я хочу посмотреть на белых женщин.
– Где ты их тут увидишь?
– Сегодня должны прилететь какие-то благотворительные журналистки из дома. Они путешествуют по Азии и должны завернуть сюда из Бангкока.
– Все наши журналистки забыли, когда у них кончилась зрелость…
– Что? – переспросил радист. – Что они забыли?
Эд снова засмеялся и сказал:
– Иди к черту, старик, ты невозможен.
– А куда вы?
– Я спать. Через пять часов мы с тобой выедем, так что не увлекайся бабушками.
– А я могу не спать двое суток.
– Да?
– Я так думаю.
– Ясно, мыслитель. Ну, пока.
Эд бросил свой джип где-то под деревом, в спешке, и сейчас, чертыхаясь, хлопал себя по карманам: фонарик, конечно, он оставил в кабине.
«Глупость какая, – думал он, – зачем мне в кабине фонарик? Если угрохают – фонарик уже не потребуется. А сесть на вынужденную в скалах немыслимо. Сказано, чтоб держать в кабине – и держу. Болван. Мы все любим жить по предписанию; удел мышей – жить по предписанию. Никакой ответственности – за тебя все расписано».
Ночь была безлунной, темной. Эд наткнулся на камень, выругался, заскакал на одной ноге. Он вспомнил, как над ним подшутили ребята в школе. Он очень любил представлять себя знаменитым футболистом. Он выучился ловко бить мыском камушки и жестяные банки из-под пива. Однажды ребята завернули в белую бумагу тяжелый камень и положили его на дороге. Эд, конечно, ударил по этой бумажке мыском и упал, потеряв сознание от боли.
«Интересно, как фамилия того, кто это придумал? – подумал Эд. – Ему бы надо взять фамилию Гитлер».
Кто-то метрах в десяти от него включил фонарь. Острый луч света ослепил Стюарта.
– Эй, – сказал он, – осторожней. Посвети пониже – где-то здесь моя машина… И не свети в глаза – я так слепну.
Ему никто не ответил, но рука, державшая фонарик, послушно опустилась вниз, и Эду показалось, что человеку было тяжело опускать руку, – так упруг и весом был луч света. Листва в этом мертвом белом свете была черной, неживой, похожей на чугунную. Днем она была нежно-зеленой, хрупкой.
Эд увидел свой джип и сказал:
– Погоди выключать. Я сяду за руль, и тогда выключишь.
Фонарик послушно освещал его машину. Эд вспрыгнул на сиденье. Прыгающий луч света приближался к нему.
– Кто ты? – спросил Эд. – Освети себя.