Он пал ради меня - стр. 22
Ища удобное положение, я немного поелозила, а потом со вздохом истинного блаженства прикрыла веки. Как же хорошо, как же уютно, как же тепло. В это мгновение не была места роднее для меня, чем объятия ангела-хранителя.
Если бы я была кошкой, сейчас точно начала бы мурчать.
5. Глава 5
Мне кажется, Даниэль уснул раньше меня. Я слышала его мерное дыхание, шелест липовых листьев за окном, редкие голоса и удалённое карканье ворон. Холод по-прежнему сковывал меня, но теплота ангельского тела убаюкивала, и вскоре меня поглотил сон.
Но сон ли? Пройдя по тёмному туннелю, я вышла в крошечную комнатку с давно пожелтевшими обоями в мелкий цветочек и невзрачным ковром, где слабо угадывался рисунок. А вот за тем стареньким деревянным стулом скрывалось коричневое пятно, за него мне хорошенько влетело от мамы. Я тогда не послушалась и взяла чай, чтобы выпить его у окна, но по дороге зацепилась и… получила ремня. Помню, как, глотая слёзы, пыталась высушить обои, промакивая их чистой тряпочкой. Пятно так никуда и не делось, а стул на долгие годы прописался у той стены.
Обернувшись, я обнаружила, что проход, по которому я пришла в свои детские воспоминания, закрылся. Что ж, наверное, мне для чего-то нужна встреча со своим прошлым. Но так боязно… На всякий случай я открыла дверь, но за ней меня ждал тёмно-серый, почти чёрный туман. Соваться туда было страшно, но не менее страшно было оставаться в комнате, в которой я провела первые семь лет своей жизни.
Единственную комнатушку, если не считать крошечную кухоньку, на втором этаже двухэтажного многоквартирного дома мы делили втроём: прабабушка Соня, мама и я. Мне досталось кресло-кровать, отданное кем-то из соседей, мама спала на раскладушке, а прабабушка – на диване, у которого не хватало спинки. Впихнуть в квартиру смогли ещё только узкий платяной шкаф да стол у окна, украшенный неизменной кружевной салфеткой. Я подошла к ней, вспоминая, как часто разглядывала узоры, придумывала целые истории. И все-все они были о счастливых семьях.
Родилась я, когда маме едва стукнуло шестнадцать. Родители выгнали её из дому, и её приютила бабушка, моя прабабушка Соня. Старушка сильно болела и очень мало двигалась. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы доверить мне простые задания, в мои обязанности стало входить приносить ей еду и воду, а также бегать по мелким поручениям. Иногда, а временами и очень часто, она злилась и ругала меня ни за что. Как я после поняла, скорее всего, не со злобы, а из-за собственной беспомощности, бесполезности и ужасных болей. И всё же все её истерики, всю её ругань перекрывала ласка, которой прабабушка Соня порой одаривала меня. Она подзывала меня к себе, я садилась рядышком на диване и склоняла голову, чтобы слабой, морщинистой руке было легче гладить меня.