Он и только он - стр. 8

Со стоном повторяю твое имя, пытаясь согреться темными одинокими ночами.

И нет мне покоя, пока ты не отпустишь мою душу, разжав стальные

челюсти.

Настороженные глаза добермана проникают в сердце, преследуя по

пятам.

Тихо плачет за окном Аллегрова, и сердце вторит ей:

"Ну, давай, давай не умолкай,

 Для души потерянной сыграй.

Я его забуду так и знай.

Убежала я ко всем чертям,

А любовь бродит по пятам"

Наконец, мои чувства к тебе прошли, и я стала свободной. Невозможно долго тянулись года без тебя.

Года одиночества, заполненные любовью. Пусть нас разлучила судьба, пусть нам не дано быть вместе, но мы пережили огромное чувство и смогли пронести по жизни, каждый сам по себе.

И где-то далеко за пределами этого мира наше чувство объединяло нас, делая чуточку счастливее.

 Но с каждым годом становилось тяжелее ноша любви и появлялось желание освободиться, открыться для новых перспективных чувств и отношений, ведь любовь в никуда высасывает столько энергетики, тепла, что уже не хватает сил на окружающих и я стала медленно погружаться в изоляцию, мечтая сбросить оковы любви.

Свобода, хочу свободы, чтобы легко вздохнуть и улыбнуться миру. И этот день пришел! Я больше не чувствую любви к тебе, во мне все молчит и это ощущение столь ново, что оглушает.

Но место пустым не бывает. Любовь ушла, приведя за собой пустоту. Иссушающую, завораживающую, словно черная дыра все поглощающую.

Она засасывает в себя мое я, мои чувства и переживания, мое личное пространство и всех в нем.

Любовь была столь сильна во мне и довольно продолжительное время, незаметно изъедая, как кислота, оставляя место ей, чье имя пустота.

И через некоторое время не станет меня, потому что нет ради чего, мне хотелось бы, яростно бороться за жизнь.

"Поздно – это та черта, за которой остались возможности и шанс, а по другую сторону остекленевшие глаза."

Ранним осенним утром пожилой мужчина вышел из подъезда красно-коричневого дома, сохранившегося со времен Великой Отечественной войны. Столько наваждений, страданий и судеб пережил он, стоя безмолвно над снующими во времени людьми. И покрывшись множеством трещин, опоясавшись металлическими распорками и подпорками, качаясь под натиском бушующей непогоды, крошась и медленно разрушаясь в предсмертных конвульсиях, наблюдал в последний раз за человеческой драмой, развернувшейся перед ним.

Описать ее можно в двух словах, хотя она медленно разворачивалась в течение года. Словно в пустыне. Боль столь же изматывающая иссушающая тело и душу, причиняющая безумные страдания, когда не знаешь, отчего же на самом деле больнее – от слов, взглядов или поступков. И, в конце концов, к финишу приползает кто-то один, еле живой и одинокий, оставивший за собой всех и свою прежнюю жизнь. Его последние слова: «Как же мне теперь жить?", тонут в захлебывающихся звуках, рыдании и немого ответа самому себе.