Олимп иллюзий - стр. 20

Ее мать (его теща) говорила, что он хороший, добрый и что, когда она умрет, чтобы он обязательно бросил ее дочь, потому что ее дочь сука и гадина. А он… он любил. Нет, не только пизда, но и все это, чудовищное и трогательное, отвратительное и прекрасное, что создал Бог и что бросил ему, как кость собаке.

Жена.

Он взял её за руку.

– Давай… в последний раз… чтобы потом друзьями… И я ничего не имел против Олега… Как бы квиты…

Она посмотрела на него с удивлением, хлопая ресницами.

«Как бабочка», – подумал он.

– Но я не успею тогда на метро. А доктор ждет.

– Я дам тебе денег на такси.

– Честно?

– Да, честно.

Он видел, что она колеблется. «Вот, только накрасилась…» – прочел он в её глазах. Она посмотрела на диван, который остался после ее матери, и зевнула.

– Последний, – сказал он, мучительно представляя ее пизду, как он будет ее лизать и как потом, приподнявшись, насев, будет долго-долго работать той напрягшейся частью своего тела, которую зачем-то дал Бог, работать и иногда останавливаться, с точным расчетом, почти у самой черты, чтобы не ошибиться, чтобы не кончился этот последний раз, до изнеможения, насколько хватит сил этой напрягшейся мышце, не давая Беатриче выскользнуть.

Конец ознакомительного фрагмента.