Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам! - стр. 115
Все последние тринадцать лет царская чета живет в постоянном страхе потерять своего единственного и любимого сына. Один случайный порез, травма или, не дай бог, открытый перелом – и все, летальный исход неизбежен. После 1905 года именно этот фактор стал ключевым в российской политике, а совсем не поражение в Русско-японской войне. Оно только усилило ощущение безысходности и обреченности в царской семье. Представьте себе, ваш единственный сын – и четыре тысячи восемьсот дней и ночей, каждый из которых может стать последним по независящим от вас обстоятельствам. – Пилкина передернуло. – Мы можем помочь несчастному ребенку. Наши врачи хоть и не способны полностью излечить Алексея, но им под силу путем регулярных процедур сделать так, чтобы он мог жить жизнью почти обычного подростка.
В других странах подобные заболевания и купировать еще не умеют. Именно поэтому семья Романовых будет жить в Гатчине или в каком-либо другом месте неподалеку от Петрограда жизнью обычных обывателей. Ну почти обычных. Не больше, но и не меньше. Пока так, а потом поглядим, предложить ли Николаю Александровичу карьеру сельского учителя, или он способен на нечто большее.
– Понятно, Николай Викторович, – контр-адмирал Пилкин опустил голову. – Я, с вашего позволения, подумаю над услышанным.
– Подумайте, – кивнул подполковник Ильин. – А пока мы оставим вас с Михаилом Дмитриевичем. Поговорите с ним, мы не будем вам мешать.
Там же
Генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич и контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин
– Еще дня два назад я посчитал бы все происходящее фантастикой, – задумчиво сказал генерал Бонч-Бруевич. – Но это не фантастика, а вполне реальный факт, в чем вы уже успели убедиться. Я очень многое понял за эти два дня.
– Михаил Дмитриевич, я понимаю вас, но и вы меня поймите, – сказал растерянно адмирал Пилкин, – сколько всего произошло за этот страшный год! Отречение царя – как я узнал сейчас, под угрозой насилия. Потом эти ужасные убийства офицеров, в феврале и в июле- августе. Полное разложение армии и флота. Этот фигляр Керенский и его ужасающее пустословие. Никто уже ни во что не верит. Как быть, как жить дальше…
– Владимир Константинович, – ответил Бонч-Бруевич, – у вас появилась вера и надежда на лучшее для России будущее. Тем более что выбора у нас, тех, кто считает себя патриотом России, просто нет…
– Вы так считаете, Михаил Дмитриевич? – осторожно спросил Пилкин.
– Да, именно так. И я постараюсь вам это объяснить. Вы, Владимир Константинович, мало знаете о планах наших так называемых союзников в отношении России. А мы, генштабисты, об этих планах наслышаны. Но, как говорится в Книге Экклезиста, «во многих знаниях многие печали».