Оковы памяти твоей - стр. 54

– Проходи в спальню, – сказал Костя. – Там гардеробная за перегородками, можешь убрать вещи. Ванная слева. Я пока вазу найду.

Я кивнула. Ощущения были необычными. Я прежде не бывала в столь обширном жилом пространстве – прохладном, сдержанном, но, несмотря на пустоту, всё же уютном. Хотя, как можно было спать на столь огромной постели, не окружённой ничем? Как будто эта кровать и тёмный ковёр вокруг были островком посреди серого бескрайнего океана пола из натуральных досок, кажущихся чуть влажными благодаря освещению. И, пока Костя разбирался с цветами, я тихонько убрала вещи, заглянула в просторную ванную, где была душевая кабина размером с кухню в хрущёвке, и, вернувшись в спальню, подошла к окну.

– Да, надо было соглашаться на кувшин из магазина, – донёсся голос Кости. – Хотя я уверен, что где-то у меня запрятана большая стеклянная ваза.

Я прошлась по комнате, потом тихонько пробежалась и даже подпрыгнула, но сделать какой-нибудь элемент мешало платье. Разве что арабеск получился нормально, да и то, платье натянулось на бёдрах так, что вполне могло лопнуть.

Да, здесь хотелось танцевать.

– Ты можешь переодеваться, – сказал Костя. – Я нашёл вазу и теперь буду запихивать туда цветы.

Я рассмеялась негромко.

– Пожалей их, они такие красивые! И не забудь подрезать стебли. Знаешь, как?

– Соображу, – отозвался он.

Я вернулась в гардеробную и надела просторную белую рубашку с цветочной вышивкой и хлопковые шорты – свою обычную домашнюю одежду. Вот в них танцевать было удобно, тем более что Костя не спешил возвращаться с розами. Правда, он так неожиданно включил мне музыку, что я чуть с пируэта не свалилась.

– Чтобы скучно не было!

– Спасибо.

Песня из мюзикла Нотр-Дам де Пари, а, точнее, партия Гренгуара в исполнении Бруно Пеллетье, для танца подошла хорошо. Да и композицию эту я нежно любила. Танцевалось легко, сами собой получались прыжки, связки, вращения. А когда Костя зашёл в спальню с цветами и замер на пороге, я лишь улыбнулась ему – и продолжила. Ночь, отблески городских огней, тёплый свет ламп – заколдовали меня, будто вернули в прошлое, когда можно было ничего не бояться.

Я заметила боковым зрением, как Костя поставил вазу возле стены. Нельзя было не почувствовать: он не сводил с меня глаз. Он молчал, музыка продолжала звучать, и это колдовство было сильнее всех прошлых переживаний. Да, я могла начать заново, если бы окончательно отринула страх ошибиться.