Око Тимура - стр. 2

Вот об этом-то и думал с грустью Иван. Давно прикипел душою к этой зеленоглазой девчонке, присох, так что если и оторвать – так с кровью. Да и Евдокся – видно было – отвечала ему взаимностью. Но вот насчет явно неравного брака… Тут такие штуки не проходили. Евдокся – знатная женщина из старинного боярского рода, а он, Иван, кто? Иван Петрович Раничев, он же – Иван Козолуп, купеческий приказчик… якобы… На самом же деле – и.о. директора исторического музея, известного не только в Угрюмове и районе, но и в Москве, и в Петербурге, и даже в странах дальнего и ближнего зарубежья! И что значит – и.о.? Дня три, от силы неделя – и утвердили б его в мэрии. Директор музея – почти номенклатурная должность, не какой-нибудь там завалящий дворянин-служка, даже не из детей боярских – бери куда выше! Правда это все в той, другой, жизни, далекой и, кажется, нереальной… А здесь, в Великом княжестве Рязанском, Иван… ну не сказать, чтоб вообще никто… так, дворянин с ударением на втором слоге, человечишко служилый. Захочет князь – даст деревушку в кормление, будешь плохо служить – отберет. Дворянин, дворня – одного корня. Это уж потом, много позже, обретут они свое положение, а сейчас… Вот «дети боярские» – те почти то же самое, также от милости князя зависят, однако же отношение к ним другое, и в общественной иерархии куда как выше дворян стоят. Правда, и ниже бояр… куда как ниже. Но все же, все же… Как историк, Раничев понимал: «дети боярские» – термин расплывчатый, настолько расплывчатый, что имело смысл половить в мутной воде рыбку. И лучше б, конечно, не здесь, в Рязани, где многие – слишком многие – помнили его как скомороха. Вот в Москве бы, на худой конец – в Литве, хотя б в том же Киеве, при дворе князя Ивана Борисовича, или в Полоцке – у Андрея Ольгердовича, иль у Дмитрия Ольгердовича Брянского, да мало ли мест, где его, Ивана Петровича Раничева, никто не знает? Так-то оно так… да ведь кабы не Евдокся… Евдокся-то не в Киеве, не в Москве, не в Брянске – здесь, в Переяславле-Рязанском – и земли ее здесь, и родичи, и родовое имя. А такой знатной женщине надобно соответствовать! Не голь-шмоль-скоморох, не дворянин даже, а хотя б на худой конец – из «детей боярских». А что для этого нужно? Да по сути-то, ничего особенного – распустить регулярные слухи о своем, якобы знатном, происхождении, да толково исполнять все распоряжения князя – всего-то и дел! Подкопить деньжат, деревенек, утвердить статус, а уж потом можно и сватов засылать, и иначе – никак. Это, так сказать, программа минимум. Раничев усмехнулся – а что же предложат господа большевики? Сиречь – программа-максимум: вырваться наконец отсюда, с конца четырнадцатого века, обратно к себе, в начало двадцать первого. К музею, к однокомнатной квартирке, к старой, но еще не совсем убитой «шестерке», к друзьям, к музыке… И вернуться не одному – вместе с Евдоксей! А вернуться можно – это уже было там, в Кафе, когда два волшебных перстня – Раничева (вернее – Тимура) и Абу-Ахмета – соединились в один… Иван вспомнил взрыв, дорогу, грузовик… Как же все это случилось? Жаль, Абу Ахмет, погибший от арбалетной стрелы, уже никогда не сможет о том рассказать. Жаль… Гонялся, гонялся за ним – и на тебе! Эх, Абу Ахмет, человек со шрамом, видно, изменило тебе военное счастье… А вообще с этим убийством – история темная. Хотя… война есть война – всякое бывает. Так что же теперь делать? Искать похожий перстень? Смысл? Но ведь кто-то же его изготовил в ювелирной мастерской Ургенча! Приятель Салим обещал пораспросить старожилов… правда, их там и не осталось, после того как Тимур сровнял город с землей, повелев засеять пшеницей. Хотя и отстроился Ургенч – Хорезм все ж край богатый, – но все же старожилов там вряд ли теперь разыщешь. Хотя – может, то и удастся Салиму, а ежели удастся – пришлет весточку через купцов. Салим, Салим… Молодой и очень неглупый парень, а всю жизнь свою посвятил мести. И – кому? Самому повелителю полумира – Железному Хромцу – Тимуру. Тимур-Аксак, Тамер-ленг, Тамерлан…