Окаянный престол - стр. 36
Пока ярыжка успевал подсовывать под перо в твердой щепоти Шуйского то навесную чернильницу, то наветные листки, Басманов и Корела вышли подышать во двор.
У полинявшей задней стены здания Казанского приказа отцветал большой черемуховый куст. Корела и Басманов подошли к нему и опустили лица глубоко в подсохшие, но еще остро-ясные грозди.
Младшие братья Василия Шуйского поначалу отнеслись легче к допросу и пытке. И только когда прямые руки каждого, восходя сзади над головой, уркнули из плечевых суставов, а ноги как раз отнялись от земли и нежная старая кожа от паха до кадыка напряглась – одним непрочным, взрезаемым костями по морщинам-швам мешком… – явили братья всю свою крамолу. По очереди, взвешенные князь от князя независимо на дыбе, определили они татя-подстрекателя: брат Митяй показал на Степана, а Степан – на брата Митрия.
Тюремный лекарь сразу же вдевал приспущенным вниз заговорщикам по месту правые руки, и тати, зажав бесноватыми пальцами перышко, отмечались каждый под своим доказом.
– Так што, один братишка надурил? А сам-то что ж отстал? А ваш старшой где был, ошкуйник? – снимал допрос Басманов с уравновешенных заново под перекладиной грузиком хомута на бревне, резаных кнутом князей.
– Што тут сделаешь, раз на мне нету вины? – хрипели одинаково князья запавшею гортанью. – Ну… еще есть на одном вся измена доподлинно – вроде смущал нас пьяных… тот… ну, смоленский воевода, боярин с одна тысяча пяти сот восьми десятков четвертого лета от Христова Рождества… ну старший князь Шуйский.
Подписались кое-как и под строкой, винящей старшего в попытке воровства престола.
Чтобы им лишний раз не приделывать руки, Басманов посоветовал:
– Расписывайтесь заодно и в собственной татьбе. Будто кривить не надоело?
– Припишите еще – Петр Тургенев, голова в дворянских сотнях, всюду состоял. А чтобы я – смиренник государев, это вряд ли… – сказал средний брат, отдуваясь – лежа на земле между столбов.
Басманов ощерился жестко – измышлял для Шуйских точный ложный страх, весь перекосившись душой.
– Да ежли вы сейчас же, демоны, не повинитесь, – вырычал он наконец, – мы ж ваших жен на нашу дыбу – раскорякой к палачу!
– Воля твоя, Петр Федорович, гложь старух, – кое-как – вдвоем, но гордо молвили ответчики, – а из нас больше звука не вынешь… Это что же – хошь, чтобы древние князья своей рукой – и не кому-то, а себе же бошки сняли? Никогда не может быть! И все это, чтоб ты свою породишку худую выпятил, да?! – спросили теперь уже Шуйские: спрашивал старший брат, а меньший презрительно сплюнул – знатной кровью с высоты.