Охота на волков - стр. 85

– Ну что, Афганец, за дело родины и партии постоять готов? – спросил Шотоев.

– Всегда готов!

– Так, кажется, когда-то в своей клятве талдычили пионеры?

– Не так, но это не суть важно.

– А как?

– Уже не помню.

…На следующий день к особняку подкатила дальнобойная фура с московскими номерами, в кабину сел Пыхтин, внутрь фуры запрыгнули Федорчук и Рябой и громоздкий вагон этот отправился в вольное плавание.

К вечеру «гараж» шотоевского хозяйства пополнился двумя легковушками – зеленой «пятеркой» с усиленным движком от третьей модели на полторы тысячи кубиков и синей «шестеркой». Машины сияли свеженькой краской и были как новенькие – собственно, старыми они и не были: на спидометре одной стоял пробег шестнадцать тысяч километров, на спидометре другой – двадцать восемь пятьсот, родной цвет «пятерки» был бежевый, «шестерки» – «молодой липы», как было указано на баночке краски, оставшейся в багажнике…

– Машины взяли без осложнений? – спросил Шотоев.

– А какие могут быть осложнения, когда у меня есть такая игрушка? – Пыхтин приподнял сумку с автоматом.

– И то верно, – Шотоев понимающе кивнул, – если только человек ищет приключения на собственную задницу…

– А они никому не нужны, – по-философски спокойно заключил Пыхтин.

– Завтра надо будет взять еще одну машину, загнать ее в фуру… Мы с хозяином этой передвижной лавки договорились о трех автомобилях.

– Нет проблем. Раз надо – значит, надо.

– Люблю исполнительных сотрудников, – похвалил Пыхтина Шотоев. – С меня пирожок с повидлом.

Пыхтин промолчал – еще с армии, с Афганистана, у него выработалась привычка – молчать, когда начальство что-то обещает. Во-первых, словами можно все испортить – вдруг начальству не понравится, как ты произносишь букву «ы», или одеколон, которым ты обрызгал свой плащ, во-вторых, нечего реагировать на всякие обещания, пока журавль, плывущий в небе, не обратится в птицу, прыгнувшую в руки, а в-третьих, вообще так положено – молчать, когда говорит начальство.

– Ты чем-то недоволен? – неожиданно спросил Шотоев, синие глаза его посветлели, сделались эмалевыми – то ли злился он, то ли, наоборот, поддался наплыву добрых чувств, – во всяком случае, молчание Афганца он расценил по-своему.

– Всем доволен, – сказал Пыхтин.

– Тогда чего же не кричишь «Ура»? – Шотоев вытащил из кармана тостую, в пол-ладони, пачку долларов – новенькие сотенные хрустели у него в руках, как морковка, попавшая на зубы кролику.

– Ура! – проникновенно выкрикнул Пыхтин – не ожидал столь быстрого появления «пирожка с повидлом», – и Шотоев отсчитал ему пятьсот долларов.