Охота на волков - стр. 53

– Плохо, конечно, но убирать их сейчас рано. Уберем позже.

– Да потом, такие воры, как эти прапоры, часто заваливаются. А прапоры как пить дать завалятся. И первым делом выдадут нас.

– Не успеют выдать, – успокаивающе проговорил Пыхтин, – мы им печенки вырежем гораздо раньше.

Бобылев хорошо понимал одно: людям нельзя давать застаиваться, нельзя, чтобы они пребывали в состоянии лени, сонного покоя, ничегонеделанья, разглядывания по телевизору цветных картинок. Провели первую операцию с богатым греком – надо проводить вторую. Иначе народ обленится, зажиреет на хороших харчах и фирменной выпивке.

Бобылев собрал свою группу на совет и спросил в лоб:

– У кого какие есть идеи?

– У меня есть, – сказал Федорчук, огладил колени сухими крепкими ладонями, – но ежели проколемся – мне будет хана.

– Ты давай, вначале выкладывай, а потом будем сообща решать, проколешься ты или нет, – недовольно проговорил Бобылев, добавил что-то в нос – похоже, нечленораздельно выругался матом.

– Есть у меня знакомые, у которых квартира от пола до потолка забита барахлом.

– Что за барахло? Если это бабушкино подвенечное платье и съеденный молью мех – нам это по фигу, обойдемся без древнего приданого.

– В том-то и дело, что не моль и не полусгнившее подвенечное платье. Сам хозяин десять лет проработал за кордоном, был представителем Морфлота в нескольких странах и навез сюда всего столько… полный корабль, в общем, от золота и драгоценных каменьев до японской аппаратуры и итальянского хрусталя. В квартире не только полки – стены от барахла ломятся.

– Интересно, интересно, – задумчиво проговорил Бобылев. – И кем же тебе приходится этот бравый морской дядек?

Федорчук неожиданно смутился и отвел глаза в сторону, потом проговорил неохотно:

– Вот именно «дядек»… Двоюродный дядя это.

На что уж Бобылев всегда прекрасно владел собою, на его лице, кроме мрачного спокойствия редко что можно было прочитать, но тут лицо у него удивленно вытянулось, брови вскинулись под углом друг к другу, образовали домик и он спросил громко, совсем не ощущая нелепости вопроса, который задавал:

– Родной?

– Двоюродный!

– Понимаю, понимаю, – пробормотал Бобылев смято, – но все равно близкий родственник… Не жалко?

– А чего мне его жалеть? – Федорчук усмехнулся, махнул рукой. – Он меня никогда в жизни не жалел, и я его не буду жалеть.

– По материнской линии дядька или по отцовской?

– Какая разница?

– Тоже верно, – Бобылев одобрительно наклонил голову, – разницы никакой. Только вот боишься ты чего, не понял я.

– Если кто-то из дядькиной семьи останется в живых – мне хана.