Охота на волков - стр. 14
Шотоев сощурился насмешливо, в синих глазах его замерцал холод.
– А мне чего налил только половину?
– На полном не имею права настаивать. Наливать полный стакан – это сугубо русская традиция.
– Ну, горские традиции – тоже не такие усеченные. – Шотоев взял бутылку, наполнил фужер водкой, край в край, ровно.
– Прошу прощения, – виновато проговорил Бобылев.
– Это я на будущее, – сказал Шотоев, – чтоб знал.
– Водка всклень – на штаны пролить можно.
– Не путай меня с гимназистами подготовительного класса. – Шотоев пожевал твердыми губами, аккуратно подхватил фужер за пятак ножки, потянулся за четвертушкой лаваша – мягкой, очень свежей лепешки, обернул ею болезненно-хрупкий хрустальный стоячок ножки, пробормотал: – Водку на штаны? Никогда. Теперь… теперь можем выпить.
Пить он умел действительно мастерски, по-гусарски лихо, ни одна капля не пролилась у него из фужера на скатерть, потом смачно поцеловал донышко и поставил посудину на стол.
– Так, например, пил русский человек, гусар Денис Давыдов.
Глава третья
Осень на Кубани выпадает всякая: бывает, она мало чем отличается от лета – такая же жаркая, звонкая, с растекающимся на добрую половину неба солнцем, с птичьим гомоном и рядами крупного, дразняще аппетитного винограда, глядящего на дороги из-за плетней; бывает и грустной, очень похожей на подмосковную, когда увядание природы происходит на глазах и голые деревья обязательно вызывают озноб и боль, как вызывает боль всякое умирающее существо, по ночам долго не спится, в голову лезут разные тяжелые мысли, но потом снятся светлые детские сны, рождающие горькое чувство; бывает осень и черная, резкая, с ветрами и секущими разбойными ливнями…
Тогда по ночам на небе пропадают звезды, словно их кто-то ворует, и очень низко, задевая за деревья и оставляя на них лохмотья неряшливой плоти, носятся облака, мокрые тополя, кряхтя от ветра и ревматических болей, сбрасывают на землю целые дожди – если попадешь под порыв ветра, то мигом сделаешься мокрым, от макушки до пяток…
В черную безрадостную ночь группа Бобылева вышла на первое дело – решили тряхнуть торговца турецкими дубленками – ростовского грека, имевшего связи не только в Турции, но и у себя на исторической родине, и в Ливане среди тамошних армян, и в Израиле. Заелся торгаш, «мерседес» трехсотой модели купил себе – вызывающе серебристого, с жемчужным отливом цвета, жена его ездит на «форде», дочка на новеньких «Жигулях» девятой модели… Совсем охренел мужик!
– Из этого грека пора сделать лобио с подливкой из собственного сока, – угрюмо проговорил Бобылев, рассматривая продукцию Семена Лапика – австрийский пистолет, стреляющий теперь патронами от малокалиберной винтовки, с длинным, мало чем отличающимся от заводского глушителем, навернутым на ствол… Потом взял в руки ракетницу, которую Семен переделал не под ружейный, а под боевой автоматный патрон. Автоматные патроны и достать оказалось легче и были они убойнее всякого гусиного или утиного заряда. – от охотничьих же патронов только дыма да грохота было много, а пользы мало… – Либо превратить грека в гуляш, – добавил Бобылев прежним мрачным тоном, – это тоже будет неплохо.