Охота на охотников - стр. 26
– Ты видел когда-нибудь такое удостоверение? – резко, на «ты», спросила она у Каукалова.
Каукалов почувствовал, как ноги у него делаются чужими, ватными, словно бы из них извлекли кости. На удостоверении было тиснуто золотом «Министерство внутренних дел», а вверху, над надписью, красовался новый российский герб – двуглавый орел. Каукалов широко открыл рот, сердце забилось оглушающе громко, от его сильного звука больно заломило виски. Воздуха ему не хватало, дышать стало совсем нечем, перед глазами образовалось дрожащее розовое пятно, в нем перемещались какие-то бескрылые мухи, вызывая оглушающий стук в ушах да отчаянную боль в затылке. Каукалов беспомощно глянул на дверь – дорогу ему перекрывал старик Арнаутов, стоял там в позе энкавэдэшника, смотрел на Каукалова сощуренными глазами и улыбался.
Конечно, можно сшибить старика с ног, но явно у него в кармане пистолет, и каким стремительным ни будет бросок Каукалова, пуля все равно окажется быстрее. Каукалов не выдержал, застонал от боли и досады: это надо же, так бездарно вляпаться! А с другой стороны, даже если сейчас он сможет уйти из гаража, его все равно найдут: у этих людей есть его адрес, его приметы, если его самого не смогут поймать, то арестуют и посадят в клетку Новеллу Петровну… У Каукалова невольно дернулись и задрожали щеки. Сразу обе.
Из далекого далека до него донесся грубоватый смех Ольги Николаевны.
– По-моему, надо врача вызывать, – сказала она, – из состояния столбняка выводить.
– Не понадобится врач, – убежденно произнес старик Арнаутов, – Женька – парень мужественный, я его в армии видел. Знаю, какой он есть. Санька мой до сих пор дает о нем самые лестные отзывы…
Ольга Николаевна развернула свое страшное удостоверение, заглянула внутрь, потом громко хлопнула жесткими корками и спрятала удостоверение в сумку. Каукалов облизнул сухие губы.
– А вы… вы… – попробовал он произнести что-нибудь складное, осмысленное, но из этой затеи ничего не получилось.
Он скосил глаза на Аронова и вновь облизал губы. Илюшка распластался по стене, вжался в нее, размазался и, чтобы не упасть, поддерживал себя обеими руками, откинув их, словно крылья, далеко в стороны.
– Вы… вы… – вновь начал Каукалов и опять затих. Сил у него не было.
– Что, испугался, бедняга? – безмятежно поинтересовалась Ольга Николаевна и добавила неожиданно нежным, совершенно обезоруживающим тоном: – Дур-рак!
Старик Арнаутов довольно захохотал.
– Ну как кадр, Олечка Николаевна?
– Годится, – Ольга Николаевна сделала шаг к Каукалову, открыла сумку, достала оттуда внушительную пачку долларов, отсчитала четыре тысячи, – делала это демонстративно, чтобы деньги считал и Каукалов. Затем, небрежно свернув их вдвое, сунула Каукалову в нагрудный карман куртки. – Гонорар за «опель», – сказала она и хлопнула ладонью по капоту машины. – Это первое. Второе – моего эмвэдэшного удостоверения можете не пугаться. Вам оно худа не сделает. – Ольга Николаевна широко и весело улыбнулась, показав свои великолепные зубы. Непонятно только было, искусственные они или естественные, уж слишком хороши были. – Во всяком случае, пока вы со мной, – добавила она, – а вот добро сделает. Стоит вам попасть в какую-нибудь неприятность, как оно придет на помощь.