Охота на Елену Прекрасную, или Бляховка Open-air - стр. 40

— Солидно. А ключ заело, смазать бы не мешало.

— Тихо! Слушайте! — папуля наклонился к входу в погреб.

И мы услышали.

Вначале глухие тяжелые стоны, хрипение, затем жалобное бормотание и даже поскуливание. Потом хрипение стало громче и перешло в рычание. Но голос был несомненно человеческий, мужской.

Не знаю, как у других, но у меня волосы на голове зашевелились. Что за несчастный мученик томится в ужасном погребе? И что нужно сделать с человеком, чтобы он издавал такие звуки. Перед глазами встали картинки с изображениями средневековых пыток: дыбы, цепи, испанский сапог. Хотя вряд ли в Бляховке найдется такая экзотика, как испанский сапог, но вот дыба или там шкуру спустить, это вполне.

Стоны стали громче, послышались неразборчивые слова, потом вопль: «Пустите, гады, пустите!» и снова хрипы и стоны.

— Это не дед, — сообщил нам папуля. — Голос не похож.

— Знаю, — отмахнулась я, — дед сидел в другом подземелье, сейчас уже дома.

— Но тогда над кем тут измываются? — разозлился Борька. — Говорил ведь я вам, что эта чертова дыра — место сомнительное, сплошные садисты и бандюки.

— Про садистов ты не говорил, — начала я, но меня перебила Сонька.

— Это хлысты или какая-то другая изуверская секта, я читала…

— Да чего мы спорим, — рассудительно заявил Кеша. — Нужно туда залезть и освободить несчастного! И давно надо было это сделать.

— Так погреб заперт был, — принялся оправдываться папуля. — Поэтому я и решил засаду устроить.

— А сбегать домой за топором и подмогой ты не догадался? — возмутился братец. — Сбили бы замок, и все дела. Как можно было сидеть на чердаке, когда человек так страдает?!

Зная, что родственники могут спорить до бесконечности по любому поводу, я присела на корточки, ухватила дверцу за скобу и с некоторой натугой распахнула её. Изнутри пахнуло какой-то гнилостной кислятиной, а страдальческие хрипы и стоны стали слышны куда громче.

— Фонарик у тебя? — протянула я руку к Кеше, но он вытащил свой брелок, отстранил меня и полез первым. А я уже следом.

Слабый огонек плясал под ногами, спускаться приходилось по земляным ступеням, кое-как укрепленным досками. Хорошо хоть не по прогнившим жердочкам.

— Осторожно, — бормотал Кеша, — тут всё шатается. И ногу некуда поставить. Если ты опять свалишься на меня…

— Типун тебе на язык!

Наконец я почувствовала, что стою на ровном полу. Кеша повел фонариком и осветил вначале полки с какими-то банками и горшками, потом старую железную кровать, настоящий раритет, с продавленной почти до пола сеткой. На кровати, на рваном матрасе совершенно безжизненно лежала тощая фигура в майке и трусах. А кто же тут стонал и кричал?