Огни на равнине - стр. 8

С тех пор как покинул Японию, я неоднократно попадал во власть абсурдных мыслей и эмоций. Однажды в июне, когда наше транспортное судно бороздило воды Тихого океана, я стоял на палубе и всматривался в морскую даль. В какой-то миг я, как это часто бывает в наших снах, увидел себя со стороны. Я превратился в героя хорошо поставленной сцены.

Куда ни погляди, везде сверкал безбрежный темно-синий океан, линия горизонта вырисовывалась идеальной дугой, под которой водная поверхность будто вздувалась изнутри. Мы же, находясь в центре, словно проваливались в своеобразную впадину. Неподалеку над водой повисло облако с ровным нижним краем, оно напоминало рисовый колобок из тех, что подают у нас в синтоистских святилищах. Корабль скользил по волнам, а облако, как привязанное, дрейфовало рядом с нами. Не меняя формы, оно медленно вращалось, словно раскрытый веер. Волны равномерно бились в борта судна, монотонно гудели дизельные двигатели – ничто не тревожило мысли и чувства.

Однако внезапно я всем своим существом ощутил дыхание чего-то странного, таинственного, неведомого. Меня захлестнуло лихорадочное возбуждение, сопряженное с мучительно сладкой болью. Быть может, именно в то мгновение во мне возникло неосознанное предчувствие грядущего поражения и близкой смерти. В другое время я бы спокойно стоял на палубе, любуясь необычным облаком и бескрайними просторами, и представлял, как через несколько недель стану красноречиво описывать свои впечатления друзьям, которым не удалось увидеть волны Тихого океана. Откуда же взялось это стеснение в груди, эта ноющая боль? Уж не моя ли прозорливость породила болезненное смятение? Интуитивно я уже знал, что мне не суждено вернуться домой.

Кроме того, разве не предвидение гибели настолько обострило мое восприятие, что я смог уловить тайное предначертание и понять, что никогда больше не бродить мне по тропинкам загадочного филиппинского леса?

На родине, оказавшись в какой-нибудь глухомани, в непроходимых дебрях, мы никогда не испытываем изматывающего давления Странного и Неведомого, потому что в глубине души твердо верим: для нас всегда будет существовать возможность вернуться в данную точку пространства. А наше восприятие жизни? Не зиждется ли оно на изначально неверном представлении о том, что мы всегда, если захотим, сможем повторить то, что делаем в настоящий момент?

Я не испытывал ни малейшей грусти при мысли о своей неотвратимо приближавшейся смерти. Быть может, именно это предвидение усилило во мне способность наслаждаться природой, природой тропических Филиппин. Это произошло совсем недавно. Во мне словно что-то раскрылось, и я стал жадно вбирать в себя любое новое впечатление. Шагая по изумрудной лужайке перед манильским дворцом, я чувствовал, как из недр земли поднимается какая-то вибрирующая сила и вливается в меня через подошвы. Меня ослепляли огненно-красные соцветия бугенвилии, омытой внезапно налетевшим дождем. Алое, золотое, пунцовое небо на восходе и закате, лиловые вулканы, светло-розовые коралловые рифы в белой кипени волн, темно-зеленые леса на океанском побережье – все это наполняло мое сердце несказанной радостью, близкой к экстазу. О, я был благодарен судьбе! Перед смертью она даровала мне возможность увидеть и постичь красоту, безмерность и безграничность жизни. Ведь до сих пор мое существование было не таким ярким, насыщенным, как мне бы того хотелось. Незадолго до своей кончины я обрел наконец-то радость и блаженство, ниспосланное мне судьбой. Да, судьбой! Или… Я бы сказал – Богом, если бы намеренно не избегал этого слова.